Вода вырвалась толстой упругой струёй, зашумела, загрохотала по эмалированному дну ванны. Даша вцепилась в гладкий холодный край, согнулась. Слёзы брызнули, её тряхнуло от прорвавшихся рыданий, отчаянных и громких. Она едва не задохнулась, широко открыв рот, втянула воздух, но его опять вытолкнуло наружу с очередным судорожным всхлипом.
Ноги подкашивались, и она не стала терпеть, уселась на выложенный плиткой пол, по-прежнему крепко цепляясь пальцами за край ванны, откинула голову. Завыть нестерпимо тянуло, в голос: «Не хочу без него! Не хочу!». Но Даша сдерживалась, давилась слезами и рыданиями, закусывала губы. Да кому интересны её желания?
Просто ревела, ревела навзрыд, до спазмов в мышцах, до жёсткой рези в пересохшем горле, выпуская скопившуюся боль и напряжение, и, как всегда, успокаивала себя разумными мыслями.
Это только сейчас так плохо. Просто перетерпеть надо, и пройдёт. Обязательно пройдёт. Так всегда бывает. Просто подождать, выдержать несколько дней. Потом станет легче, точно легче. Любое лечение — это всегда больно. Зато после — всё хорошо и спокойно.
Когда чуть пришла в себя, Даша услышала странное шкрябанье где-то рядом. Не сразу, но догадалась — скорее всего это Гард пытается сделать подкоп под дверь, проникнуть в ванную, к ней, выяснить, что происходит. Неужели даже сквозь шум воды было слышно? Или просто звериное чутьё ему подсказало?
Не хотелось никому ничего объяснять и рассказывать. Фигня это — если с кем-то поделиться, непременно полегчает. Ничего подобного, становится ещё хуже, когда видишь в чужих глазах отражение собственных ощущений. А ещё — жалость. А ещё — когда слушаешь все эти беспомощные фразы поддержки и иллюзорных уверений, что всё непременно наладится.
Как? Да никак. Но в том и смысл — вырвать с корнем, избавиться, чтобы больше не возникло поводов для волнений и болезней.
Правда Ульяне Даша чуть позже рассказала, точнее, ознакомила с фактом, объясняя свой интерес:
— Лян, у тебя родители, когда на дачу поедут?
— Ближайшую неделю точно нет. А со следующей у мамы отпуск, так наверняка туда переберётся. А потом и папа.
— Можно тогда я пока там поживу?
— Да-аш! — встревоженно протянула подруга. — Одна?
— Одна, — подтвердила Даша решительно.
Именно одна. Неделю ей хватит. А потом она устроится на работу на весь август — летом не проблема её найти, особенно через Службу занятости — куда-нибудь в кафе или сетевой ресторан, чтобы вечера были заняты.
— Ну давай и я с тобой.
— Лян, не надо. И не волнуйся, не собираюсь я ни на яблоне вешаться, ни в реке топиться. Наоборот. И… я Гарда с собой возьму. Если можно.
— Можно, конечно. А может, всё-таки…
— Нет, Лян, правда не надо. Я одна хочу. Если, конечно, твои родители разрешат.
— Ой, тебе-то всяко разрешат, — заверила Ульяна и вдруг вспомнила: — А твои? Отпустят?
— Ну я же не маленькая уже.
Хотя они сразу заметили — что-то не так. Ещё бы! Раньше Дашу дома было почти не застать, а теперь всё время там сидела. Правда с расспросами сильно не лезли, только мама иногда — видно, что специально — оказывалась рядом, начинала болтать на какие-то бессмысленные отвлечённые темы, надеясь вывести на нужную. Только Даша не поддавалась. Ну не могла она об этом разговаривать. Вообще не могла. Пока. Слишком чувствительно и больно. Словно саму себя ножиком резать.
Мама, и когда Даша про дачу заговорила, немножко приврав, что они вместе с Ульяной туда собираются, попыталась удочку закинуть, спросила:
— И с мальчиками?
— Нет, — спокойно проговорила Даша. — Они сейчас сами в отъезде.
— Даш, — многозначительно произнесла мама, но та перебила торопливо:
— Мам, ну можно? Я Гарда с собой возьму.
Мама помолчала немного, недовольно качнула головой, но всё-таки согласилась:
— Можно. Только я звонить буду. Часто. И если не ответишь, сразу сама туда приеду.
54
Никогда в жизни Даша так много не плакала. Разве только в младенчестве, когда просто не существовало иного способа взаимодействия с миром. Но реально легче, если не удерживать в себе слёзы, если позволить им течь спокойно, когда вздумается, даже вроде бы без повода. Гуляя по лесу, тихонько раскачиваясь на качелях в глубине участка, сидя на берегу реки или ночью на сохранившем солнечное тепло крылечке, прислоняясь к мохнатому собачьему боку.
Даша предполагала, Гард на природе и свободе начнёт резвиться, целыми днями торчать на улице, а он неотвязно таскался следом, она в дом, и он в дом, а если не успевал и случайно оставался снаружи, встав на задние лапы с видом бедного родственника заглядывал в окна, смотрел с упрёком и тихонько поскуливал. Забавный.
Ульяна всё-таки не выдержала, прикатила один раз, с Юрой, под предлогом, что привезла продукты. Но Даша бы точно не умерла с голоду. Небольшой магазинчик был на станции и уже более солидный — в деревне, той самой, располагавшейся по другую сторону от железнодорожных путей. Но остаться на ночь посетители не решились, видимо, чтобы лишний раз не намекать и не бередить раны, укатили вечером. А потом…