— Ну, хочешь, я ещё спою? Прямо здесь. Только для тебя одной.
Даша опять замотала головой, возразила:
— Не надо. А то я опять заплачу.
Лакшин озадаченно хмыкнул и расстроенно насупился.
— Я, что ж, так ужасно пою?
— Дурак, — прошептала она и легонько ткнула его кулаком в живот.
Позёр. Клоун! Но как же хорошо под его рукой. Прижиматься к его груди, ощущать плечом удары его сердца, тихонько сопеть, уткнувшись в гладкую ткань рубашки, втягивая знакомый и до одури притягательный запах, пялиться на родинку над ключицей.
— Ненавижу тебя. И люблю.
Он опять чуть слышно хмыкнул, сказал:
— Я тоже. — На мгновение задумавшись, добавил: — Но только люблю. Тебя. — И ещё: — Даже самому странно.
Даша вскинула голову, чтобы заглянуть ему в лицо.
— Ты что, ещё ни разу никому в любви не признавался?
— Ну почему? Признавался, — уверенно возразил Лакшин. — Это не сложно. Когда тебя спрашивают «Ты меня любишь?», прям само выходит «Да-да, конечно». Но это ведь совсем другое, да? И ты не спрашивала. Я сам сказал. Вот что странно.
— Ничего странного. Я первая сказала. А ты просто за мной повторил. Это почти то же самое.
— Да? — он опять задумался. — Ну, тогда… пойдём опять туда. Ко входу. Я в микрофон скажу. Чтобы все слышали. Первым.
— Не хочу! — воскликнула Даша. — Чтобы все слышали. Это не то, не по-настоящему. Знаю я тебя. Ты на публику что угодно сделаешь. Поэтому тоже не считается. Но и не надо. Я вообще не хочу.
— Чтобы я тебя любил? — с абсолютно невинными интонациями уточнил Лакшин.
— Дурак, — во второй раз выдохнула Даша.
Оба они дураки. Идиоты! Хотели быть вместе, а взяли и разбежались. А из-за чего? На самом деле — из-за чего? Из-за сказанных в запале слов.
Почему Даша решила, что Лакшин её послал? Да он же что угодно мог иметь в виду. Например, опять озвучивать её мысли, ошибочно, предполагая, будто она собирается как раньше его презирать. А противен он ей был только в тот момент, а не постоянно, не навсегда. И даже не особо по правде. Поэтому…
— Слов не хочу.
Она прижалась теснее, опять уткнулась носом, и всё-таки успела заметить, как мелькнула на губах знакомая самонадеянная улыбка.
— А я ведь видел тебя вчера, — прозвучало неожиданно.
— В коридоре?
— Не только. — Даша почувствовала, как Лакшин шевельнулся. Может, плечом дёрнул, может, ещё чего. — В сквере, на скамейке. У компьютерного класса окна как раз на ту сторону выходят. — А теперь чуть глубже вдохнул и выдохнул. — Только это уже в конце пары было. Рванул, а тебя уже нет.
— Я замёрзла и домой поехала, — пояснила она.
— Я тоже сначала собрался, — он сделал короткую паузу, — к тебе домой. А потом решил — ну, что просто так? Опять ты начнёшь: «Мне надо подумать. Я не уверена. Пока. Я пошла». И вспомнил. Ты же песню хотела.
Когда это? А, не важно. Имеет Даша право не помнить? У неё же память — девичья. Но, когда он для неё пел, это действительно было…
Опять слов не подобрать. Но ведь и без них яснее ясного, что она ощутила. Недаром же опять разревелась. А ведь думала, что всё уже выплакала ещё у Ковалёвых на даче. Оказывается, не всё. Но эти слёзы — совсем другие. И как же хорошо. С ним. Только немного раздражают раздающиеся поблизости голоса, топот чужих ног, хлопанье дверей. Зачем всё это?
Лакшин сжал её чуть крепче, прислонился щекой к её волосам.
— Даш. Пойдём ко мне?
— Пошли, — согласилась она, не думая, потому что очень хотелось наконец-то оказаться вдвоём, подальше ото всех остальных.
Только вдвоём. Чтобы никто не мешал и ничто не мешало, чтобы слышать, видеть и чувствовать только друг друга.
Немного задержались в прихожей — а может, не так уж и немного — сначала просто стояли, тесно прижавшись, потом целовались, но не слишком неистово и откровенно. Скорее, сосредоточенно и чётко: вот так, а теперь вот так и вот так. Словно возрождая ощущения, по которым жутко соскучились, но не сразу все, а по чуть-чуть, нарочно растягивая. Потому что так гораздо приятней, и спешить всё равно некуда. Ведь теперь-то точно — надолго. А едва прошли в комнату, Лакшин сразу ринулся к шкафу, произнёс на ходу:
— Подожди.
Даша озадаченно наблюдала за ним, а он распахнул дверь, достал что-то. Она не сразу разглядела, только когда он вернулся, протянул ей.
— Вот. Держи.
Прямоугольная упаковка — полупрозрачный шелестящий пакет, в котором лежало нечто пёстренькое.
— Что это?
— Ну ты посмотри.
Даша отклеила край, осторожно вытянула содержимое — трикотажное, мягкое, приятное наощупь, — которое сразу разделилось на две части: шортики и короткую футболка.
— Это… пижама?
Лакшин кивнул, произнёс виновато, пожав плечами:
— К сожалению, со змеями не нашёл.
И потому решил не мучиться выбором между котиками и енотами, а собрал сразу всех в одном флаконе. Точнее, на одном принте. Целый зоопарк — бегемоты, крокодилы, жирафы, львы, хамелеоны. Еноты, кстати, тоже. И ещё какие-то странные инопланетные существа. Вроде бы ленивцы. И всё это на ярко-бирюзовом фоне.
— Дань.
Даша почувствовала, как растягиваются губы в широкой улыбке.