Всё есть

[…] Сегодня ты в своих странствиях вернулся к исходной точке. Отбросив концепцию единства ради множественности опыта, земного и духовного, а, по сути, ради плюрализма различных биографий, с удовольствием тобой проживаемых пока время шло в ином, незыблемом темпе, ты постепенно осознал, что самой разнородности опыта грозит опасность, и причина тут в ее собственной внутренней природе, поскольку разнообразие предполагает параллельность, а все твои крайне индивидуалистские способы мышления и поведения по существу были направлены в одну сторону, постоянно угрожая объединиться в однополосном движении к невидимой цели: конкретной разнородности. Ибо подобно тому, как самые разные люди, едва придя на свет, воображают, что сильно друг от друга отличаются, хотя в принципе одинаковы, так и все эти понятия возникли в одном уме, составив обычные черты отдельного организма — тебя или, возможно, твоего желания отличаться от остальных. Стало быть, теперь, во избежание гибели, надо воскресить идею единства, только по возможности на более высоком уровне, чтобы сходства между твоими разными жизнями нивелировались, а различия остались, только под эгидой единичности и особости, дабы всякое различие могло послужить образцом для всех прочих, безусловно оставаясь собою, чем-то индивидуальным и ни на что не похожим. Что приводит нас к тебе и к сцене в маленьком ресторанчике. Ты все время там, в вышине как полярная звезда, распростерт надо мной как небесный свод; твоя неповторимость стала общей принадлежностью, а это означает, что различные твои черты и особые приметы слились словно бы в тучу защитного слоя, все аберрации которого являются функцией цельности и который устанавливает произвольную, но нерушимую границу между новым, неформальным, едва ли не случайным образом жизни, который дан мне уже навечно, и монолитными устоями мира, существующего затем, чтобы оставить его за дверью. Ибо сотворен был однажды, раз и навсегда. Ошибкой было бы оглядываться назад, но, к счастью, мы так сконструированы, что подобный импульс никогда в нас не проснется. Мы оба живы и свободны. […]

[Телефон.]

— Слушаю.

— Передайте привет Старушке и скажите, что, когда стемнеет, я ей позвоню, — услышал голос жены Соседа с Горки.

— Спасибо. Скажу.

— Красивые носки. Никто не приходил.

— Хорошо. Бегу.

[Взял диск и пузырек с тушью.]

— Остаешься. Позже, — сказал Псу.

[Лысая сидела на пороге; рядом кошки. Услышали телефонный звонок. Вошли.]

— Не берите трубку. Слоуфудовцы.

[Заметил, что в его отсутствие Лысая переодела Старушку, перестелила белье на кровати, из-под которой выглядывала белая рукоятка судна. Дискмен поблескивал на одеяле, наушники на голове.]

— Смотришь. Ну да, судно. Давай диск. О, тушь. Поставь. Не сюда. Туда. А то еще выпью.

[Лысая вставила диск.]

— Здесь нажать. Выключается сам. А если еще раз, опять здесь.

— Мы пошли. Жена Соседа с Горки сказала, что вечером позвонит.

— Всегда вечером. Когда ничего не видно. Идите, — сказала Старушка и нажала кнопку.

[Во дворе встретили Янека.]

— Я займусь зивотинкой.

— Знаем, знаем. Масло будешь сбивать?

— Не разресает.

[Возвращались другой дорогой. Через вертолетное поле. На коротко подстриженной траве стояли два вертолета. Оранжевый — горный, белый — морской. На горном белела надпись ДГС[2] АГАТА, на морском краснелось: МСС[3] НЕПТУН. Неподалеку от большого фургона, раскрашенного как бело-черная шахматная доска, и мачты с уныло повисшим флажком лежали в шезлонгах спасатели. За зеленым столиком, затененным красным зонтом, четверо играли в карты. В полусотне метров от поля светлели два обложенных сайдингом строения, высились две мачты с направленными во все стороны света антеннами. Автомобилей не было видно. Они стояли на паркинге с другой стороны. У дороги. На метеорологической площадке подошли к термометру. Двадцать девять.]

— Пойдешь со мной завтра на море? — спросила Лысая.

— Да. В котором часу? — спросил, удивившись.

— Утром. Я принесу корзинку. Звонить в калитку не буду. Войду. Позавтракаем и пойдем.

— Что-нибудь случилось?

— Нет. Хочу пойти с тобой на море.

[Шли молча. Перед калиткой она сказала:]

— Принеси корзинку. Я подожду.

[Открыл калитку. Пес обезумел.]

— Погоди. Сейчас. Поедим и пойдем на реку. Поздоровайся с Лысой.

[Взял с кухонного стола корзинку. Отнес. Порезал хлеб. Сварил кофе в кофеварке, налил в кружку молока, положил на тарелку несколько ломтей, густо намазанных маслом. Желтый листок с калитки спрятал в соответствующую коробку. Раскрыл книгу. «За едой распухала». Рассказы.

Полистал. Съел. Выпил. Сигарета.]

— Пошли, — сказал Псу.

[Из калитки повернули налево. Перед билбордом стоял Богатей.]

— Ни хрена не понимаю в этой рекламе. Стиральные порошки, памперсы, зубная паста, прокладки, еще чего-то. И лозунг: ОСУЩЕСТВИМ МЕЧТЫ ПОДОНКОВ. Что это значит? Какие мечты? Каких еще подонков?

— Вы неправильно читаете. Потомков.

— У, блин! Ну и дурак! Вы правы, пан Мачек. Две недели неправильно читал. На реку? Красивые носки. Где покупали?

— На реку. Подарок.