Всё это нужно пережить

Творческий замысел группы скульпторов был воплощен в металле и камне уже в 1945 году. В почетном карауле замер с оружием в руках воин Красной армии. Вся его фигура проникнута глубокой скорбью. Над ним возвышалась треугольная арка, перевитая пулеметными лентами с орденом Отечественной войны на вершине. Восстанавливался парк методом "народной стройки", и очень скоро каждый выходной день здесь опять кипела жизнь. Шумные стайки ребятишек перебегали с "качелей-лодок" на площадку для педальных машин. "Гигантские шаги" привлекали и детей, и их родителей, которые сами становились похожими на своих ребят, раскачиваясь на качелях. Для самых маленьких было организовано катание в специально оборудованных экипажах, запряженных осликами. По всему парку были расположены киоски для продажи напитков. Любезные продавщицы газированных вод, в белых кружевных наколках на головах, предлагали один стакан сельтерской воды по цене 1 копейка, а с сиропом стакан воды стоил 3 копейки. По парку развозили булочки, пирожные, мороженое. На одной из аллей работал буфет. Старожилы рассказывают, что в первые послевоенные годы в парк им. Горького люди шли пешком из самых дальних концов города. Аттракционы, пляж, бильярдная, кинотеатр, буфеты, пивная были восстановлены и делала парк любимым местом отдыха горожан. К сожалению, начиная с середины 70-х годов парк начал приходить в запустение. И только высоченные тополя помнят парк шумным и радостным...

"ПЕСНЯ ПАРКА" (Автор Михаил Матусовский)

Песни. Трубы. Флаги. Арки. Над рекой вечерний дым.

Вся страна казалась парком разноцветным, голубым.

Как шумит по ветру знамя! Мы с тобой опять одни,

Фонари горят над нами и бенгальские огни.

Где ютилися хибарки и стоячие пруды,

Мы возводим наши парки, наши скверы и сады.

Чтоб смеялись наши дети, астры свежие цвели,

Звезды гасли на рассвете, пар клубился от земли.

Чтобы музыка ходила и стихала над прудом.

Чтоб тебе светлее было в нашем парке молодом.

Я процитировал эту статью, чтобы напомнить, какой может быть окружающая действительность, если о ней проявлять заботу, и какой она становится, если заботиться только о собственном кармане. Мой приятель, прочитав часть этих записок, заявил, что их главный недостаток в любви к СССР, и, следовательно, я – адепт Советской власти. При Советской власти я прожил 40 лет, и, естественно, успел разглядеть её достоинства и недостатки, коих было немало. Но и хорошего было много. И вспоминать об этом – не считаю признаком любви или ненависти, это - нормально. Нельзя же постоянно говорить только о том, что было плохо. Его и сейчас – больше, чем надо. И лживая демагогия – на каждом шагу. Почему на западе в своё время не постеснялись перенять некоторые позитивные черты социальной политики советского государства? А у нас – признак хорошего тона – с кривой ухмылкой пинать прошлое, забывая всё доброе и выпячивая только недостатки. И занимаются этим те, кто при Советской власти были по-настоящему обласканы, состояли в КПСС, защитили диссертации, сидели в руководящих креслах, учили других быть верными ленинцами. Странный, конечно, отбор был у партии, особенно времён застоя. Легко принимая подонков, нормальных людей боялась, как огня. Потому, возможно, и финал такой. Вернее, не только потому, но и поэтому тоже. Сегодня в моде – злорадство, ехидничанье, пакостность. Я не стремлюсь быть модным. Я просто вспоминаю то, что было. И стараюсь не врать.

* * *

Что делать, если все, что было – было плохо? Винить себя, родителей, эпоху?..

Из красного сквозь красное течет мгновенье, и цвета крови – каждое сердцебиенье.

Куда бежать, откуда, в чем причина? Чьи проявляются следы в житейской глине?

Искать в чужой судьбе ответ – напрасно. Свой календарь, свой белый свет.

И красный.

* * *

В душе, и в округе – неравновесие. Над страной – словно тень мракобесия.

Все законы – на личных контактах, аргументы забывают о фактах.

Все естественно и очень странно. Все глубины – не глубже кармана.

А Костя Фокин тоже стал полковником (бокс, видимо, располагает к этому званию), потеряв, к сожалению, на карьерном пути свою осиную талию. Как он сам сказал, «служба была такая, что приходилось работать и печенью тоже». Помню, как учительница биологии Елена Владимировна, которая называла его стройным, как тростинка, спросила: «Фокин, как Вы надеваете свои джинсы (у него они были настолько плотно прилегающими, что казались продолжением кожи), мне кажется, вы их натираете мылом». На что Костя ответил: «А я их вообще не снимаю». «Что ж, шагреневая кожа Вам ещё о себе напомнит» - промолвила в ответ учительница, и, думаю, абсолютное большинство из нас намёка её не поняли. С Костей мы встретились в «Трансмаше» (место встречи изменить нельзя), где он после выхода в отставку недолгое время работал. Это был и радостный, и грустный взгляд в потускневшее зеркало детства.

* * *

Школьные красавцы, лидеры атак… Будущее в их глазах сверкало.

И казался вечным юности пятак, щедрой сдачей выпускного бала.