Всё изменится завтра

Все, что он вынес для себя из этого разговора — у него есть пару дней. Пару дней перед тем, как его закроют. Карецкий ясно дал понять, что это неминуемо случиться. Да и по наэлектризованному воздуху вокруг это было очевидно. Кольцо сжималось, и для того чтобы выпутаться их этой ситуации, нужно в последний раз принять судьбоносное решение. Оборвать все концы.

Звонко хлопнув дверцей машины, сел за руль. Затянулся уже начатой сигаретой, пошире открывая окно. Побарабанив пальцами по рулю, позвонил матери, предлагая провести Алискину свадьбу в Италии, на что получил положительный ответ. Так же быстро дал указания вывезти семью из страны в ближайшие пять часов, и здесь ему помог Леха, быстро убедивший всех, что это необходимо, да и Алиска со своим темпераментом сыграла на руку.

Домой приехал уже к ночи. Уставший и без настроения. Видел, что это напрягает Веру, но спросить напрямую она не решается. Не хотел ничего говорить. Да и не знал, как начать этот чертов разговор. Боялся. Вероятно, впервые так боялся просто поговорить. Этот разговор неминуем, и важно сразу задать ему определенный характер. И имя ему будет — безразличие. Но не мог. Смотрел на нее, такую счастливую, улыбающуюся и не мог повернуть языка. В душе вновь поселилась тьма. Она была едва ощутимой, но он обязан вновь впустить ее в свою жизнь, сейчас, так будет лучше для всех.

Вера заварила кофе и села на диван, где он делал вид, что смотрит футбол.

— Выигрывают?

— Да ща, наши и выигрывают, — фыркнул.

— Ну да, — сделала глоток, — как дела на работе?

Артем посмотрел на нее слегка хмуро.

— Нормально.

— А что с настроением тогда?

— Нормальное у меня настроение. Не заморачивайся, — отмахнулся, а у самого скрипели зубы.

— Меня Юрковская пригласила в свой балет…

— Хорошая новость, — пялясь в телевизор, носовершенно не видя, что там происходит.

— Да, но это в Москве, и я не могу… В общем, я хочу отказаться.

Артем недовольно на нее посмотрел, прекрасно понимая, что делать этого ей ни в коем случае нельзя. Ведь то, что хочет сделать он…после этого ей будет нужно спасение, а если это спасение откроет перед ней большие перспективы, будет еще лучше.

— Не пори горячку.

— Тогда мне придется уехать…как мы…

— Я смогу приезжать. У меня часто дела в Москве.

Выпалил вместо «нам пора расстаться».

— Да. Но я только к тебе переехала, мы только перешли на какой-то более серьезный уровень что ли….не знаю.

— Это твое будущее, ты что не понимаешь? — почти прикрикнул, так как нервы были на исходе. Вера шелохнулась, непонимающе глядя в его лицо.

— Прости, — выдохнул, притягивая ее к себе.

И как только руки коснулись ее оголенных предплечий, все полетело к чертям. Никакого разговора не будет. Не сейчас. Не сегодня.

Пальцы хаотично касались ее лица, губы с нежностью впивались в нежную кожу и время остановилось. Хотел видеть, чувствовать ее, в последний раз, потому как больше он никогда не сможет к ней прикоснуться. Она не простит. Этого она точно не простит…

Крепче сжимал объятия, слышал ее стоны, она отвечала на его поцелуи с не меньшей жаждой. Нежностью. Трепетом. Пальцы уже растягивали рубашку на его груди. Кайфовал от ее прикосновений, слегка холодных пальчиков. Бархатистой кожи…

Вера заставляла становиться лучше, для нее, ради нее. Не понимал, как сможет отказаться от нее в здравом уме. Уйти. Навсегда захлопнуть дверь. Не понимал, и от этого больше сходил с ума. Ненавидел себя, эти обстоятельства. Злился на нее за то, что верила, за то, что заставляла выворачиваться наизнанку. За то, что искала и находила в нем человека. С ней все стало по-другому. С ней жизнь вновь приобрела хоть какой-то смысл. Ее смех, улыбка, глаза…

Стянул с нее майку, оголяя белую, фарфоровую кожу. Хотел ее безумно. Как зверь, как самый дикий зверь. Не понимал, как теперь сможет без всего этого, без нее рядом. Не понимал.

— Девочка моя, — повалил ее на спину, нависая над ее телом, — моя хорошая, — выкладывал дорожку поцелуев от губ к ключицам, груди. Целовал ее, обнимал, но этого было мало. Ее всегда будет мало. Сейчас в особенности.

— Тема, — тихий смех, зарывшиеся в его волосах пальцы, стон. Вмиг расстегнул на ней шорты, сдирая их с необузданным возбуждением.

Вошел в нее почти сразу, как только она осталась ногой. Резко, глубоко. Что бы почувствовать, насытиться, но насыщения не приходило, только пропасть и они, летящие вниз, в бездну.

Ослабил объятия, давая ей возможность некой свободы, которой она быстро воспользовалась. Теперь она сверху, движения медленные, но глубокие, до основания. Ее лицо в полумраке комнаты. Ладони сжали упругую грудь, чуть сильнее сдавливая соски. Цеплялся за ее разгоряченное тело, как за спасательный круг.

— Я тебя люблю, — наклонилась, шепча в губы, — я тебя очень люблю, — медленно, почти болезненно слезла с него, прокладывая дорожку горячих поцелуев, шея, грудь, живот, все, что смог — это выпустить стон, прикрывая глаза, когда ее губы коснулись головки. Дразнящие движения языка, содрогающие тело.