Всё к лучшему

Автобус на Лаос тормознул рано-рано утром, прямо у великого Меконга. Широкого, мутного и медленного, как и вся окружающая жизнь. А куда спешить? Солнце все равно взойдет. А потом, под вечер, скроется. Еще в полумраке сначала появляются будистские монахи, по несколько человек, в своих оранжевых тогах. Они, молодые, стройные и одухотворенные, бредут вдоль улиц, и выходящие из домов женщины, простоволосые, как дождь, кладут им рис и что-то еще поесть. Чтобы жить. Пока еще здесь. О завтрашнем дне они не думают. И не боятся. Им нечего терять – ничего нет. И нечего ждать – ничего не надо.

Водитель просигналил и подогнал авто прямо к пограничному мосту. Таиланд отпускает легко. Лаос встречает очередью в разные окошки: оплата визы, потом паспорт, затем таможня. Но никто ничего не спрашивает. Просто система пропуска занудная. Так положено.

За турникетом уже толпятся таксисты и водители моторикш, «тук-туков». Мы – их честный заработок, ожидаемый в засаде с ночи. Жирные гуси, богатые и глупые, в перьях, греющих душу валют. В ней, родимой, наше спокойствие и уверенность. А в чем же еще? Потому каждый цепко держит свой рюкзачок или сумку. От чужих рук. В этом мире все хотят быть спокойными. Потому и придумали транквилизаторы.

Простой и дешевый, раздолбанный, как и его кормчий, автобус везет меня в столицу – Вьентьян. Тянет по сельского вида улочкам, опять вдоль Меконга, и вдруг останавливается – центр. У маленького круга- клумбы с непомерным национальным флагом фасадит колониального стиля, видно, дорогая гостиница, и далее – хостели. Подряд. Одноместных номеров нет – платишь за комнату, а не кровать. Вдвойне приятней. Бросаю рюкзак и, замешкавшись, чтобы оглядеться по сторонам, выхожу к столикам на веранде.

– Вам помочь? – спрашивает мужчина лет сорока, похожий на европейца. Оказалось, что турок. В Лаосе все непохожие на местных – европейцы. Так проще жить.

– Уже не надо. А вы здесь давно?

– Два месяца.

– Садитесь, угощу кофе.

В Лаосе самый вкусный и щедрый кофе в Юго-Восточной Азии. Его дают в кувшине, почти на три чашки. И рядом – сгущенное молоко. Вместо сливок и сахара одновременно. Столики на улицу не ставят, может, один или два: и места нет на узком тротуаре, и дожди сыпят, и машина обрызгать может. Мы сели за свободный. Они почти все свободные. Как буддисты.

Турок оказался из Норвегии. Еще дома, в своих анталиях, он был лабухом, играл в ресторане. Потом всей группой перебрались в Германию и играли уже там. Было весело: наркотики, девочки, этническая музыка и деньги. Достаточные для жизни. Он женился на немке, но через пару лет они расстались.

– Я хотел жить, а она жить не хотела, – загадочно пояснил он, и я не стал расспрашивать.

Женщина, она мутнее Меконга. Зачем совать голову?

Потом турок переехал в Норвегию и снова женился. Чтобы вновь расстаться. Оказывается, по его словам, многие молодые норвежки не хотят выходить замуж. Им только нужен ребенок: и для самоутверждения, и, главным образом, для получения приличного социального пособия вместе с оплачиваемым государством самостоятельным жильем. Подальше от родителей.

– Им и без мужа хорошо, – убеждал он меня, горячась. – Сделал ребенка – и свободен, чтоб не маячил перед глазами по утрам. Скажи спасибо за норвежское гражданство.

«Надо рассказать дома, – подумал я. – А то девки за иностранцами гоняются, а здесь, если правда, парням раздолье. Идеальный вариант поисковиков лучшей жизни. Для оставленных дома завистливых соседей. Турок получает пособие, но на одного. Как музыкант, постарев, работу у скандинавов найти не может и потому подолгу живет в Таиланде. Вполне прилично. Лучше, чем в Норвегии. Но когда каждые полгода истекает туристическая виза, он должен выехать и въехать снова. Лаос – рядом. Однако сразу в Таиланд почему-то уже не пускают. Но никуда не денутся. У него там новая жена и даже ребенок, хотя в Норвегию он их перевозить не хочет. Самому некуда. А приехав все вместе, если устроятся и получат оплачиваемое жилье, то оглядевшись, она его выгонит».

– Мы им всем нужны, пока даем…

– И хорошо,- ляпнул я, не подумав, расслабленный. – Было бы что.

Наверное, в молодости он был симпатичным и веселым парнем. Пока не женился со скуки.

Я поддерживаю его, сочувствуя, заказываю кофе по-новой и предлагаю чего-нибудь поесть. О Лаосе он почти ничего не знает. Оно ему и не надо – голову забивать. Через дорогу в своей лавочке сидят пожилые торговцы, машут рукой.

– Давай к нам.

Скорее всего, что-то будут всучивать, но радостно, ненавязчиво, для развлечения.

Машин мало, в основном мопеды – народный транспорт. По улице, как и по другую сторону реки, в Таиланде, идут такие же оранжевые монахи. С зонтиками. Опять молодые, стройные и просветленные. Они здороваются, наклонив голову, и улыбаются. Они ничего не хотят от жизни и от меня, падающего вверх мимо. Как капли тяжелого, но теплого ливня. Густого и затихающего. Летящего в небо, о землю. Я хочу к ним, белозубым. Нам, похоже, есть о чем переброситься друг с другом.

Ни о чем. И этого достаточно…

СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК

(БЕЛАРУСЬ, 2007)