Всё как у людей

– Что вы. Совсем другим. Дыра дырой. В дыре нефть, правда, но толку с нее. Нефть не вода, ею не напьешься, и наешься не всегда. Мы постарались все изменить. В промышленности, в аграрном, в социальном секторе. Главное – люди изменились. Мы и сами…

– Да, просто перестройка на марше, – сказал Денис с усмешкой и поспешил загладить возможную обиду собеседника: – Честное слово, такого разительного прогресса в жизни я не видел. Просто революция в отдельно взятом районе.

– Мы сторонники эволюционной теории. Особенно в последнее время, – размеренно сказал Насыров. Речь ему явно давалась с трудом, голос малозаметно пополз вверх по октаве.

Что ж ты крючок никак не подхватываешь, с досадой подумал Денис. Приходилось тащить нить беседы самому.

– Я, Альберт Гимаевич, почему про революцию говорю. Потому что есть у нее начало, а, простите, конца нет. Ей, революции, – да и эволюции тоже, так что противоречия нет, – становятся тесны рамки и границы. Вот я и приехал спросить вас, не столько как чиновник, сколько просто как политолог. Ну, и посмотреть на все, конечно. Но и спросить: вам здесь не тесно?

Насыров тяжело повел головой. Похоже, ему было тесно – или просто воротник был слишком тугим.

Денис испугался, что дурацкая искренность Насырова собьет его с мысли, и опять начинай сначала. Но сказать ничего, чтобы толкнуть разговор в продуктивном направлении, не успел. Насыров принялся с тяжелым подсвистом ронять:

– Мы догадываемся, для чего вы приехали, Денис Маратович. Это, так сказать, вопрос эволюции. Все в нее упирается, в конце-то концов.

Так, подумал Денис. А дяденька не сайентолог часом? Или мунист какой? И чего ради он себя во множественном числе величает, как самодержец Николай Кровавый?

– Мы ждали визита – вашего или еще чьего-либо, – продолжил Насыров. Голос стал совсем срывающимся – и только, видимо, навык главы администрации делал его понятным. Говорил Насыров все медленнее и размереннее, чтобы можно было разбирать смысл в замысловатых фистулах. – Вы не обижайтесь, но вы могли быть и не первым. А сначала мы с ужасом ждали. Мы ведь здесь построили маленький такой анклав, который не мешает чужим и позволяет выживать своим. Но этот анклав – он как шарик надувной. Любое вторжение – и лопнет. И хана всем, кто внутри. Поэтому мы береглись. Но потом дошло до нас: страусиная политика не спасала никого. Надо принимать угрозу реально и превращать ее в содействие. Другого пути нет. Поэтому мы рады, что именно вы здесь. И что мы разговариваем с вами именно сейчас. Когда вы стали ближе к нам. Когда вы…

Насыров резко замолчал, набычился и схватился за нижнюю челюсть.

Денис, слушавший его с растущим недоумением и беспокойством, напряг ноги, чтобы вскочить, спросить про плохо ли и не надо ли врача и независимо от ответа броситься из комнаты – хотя бы за Санией. И опять его подкосила лютая слабость, не только выкусившая ноги в районе колен, но и будто воткнувшая в нижнюю половину головы здоровенный ком горькой ваты. Денис обмер. Сил осталось лишь на то, чтобы догадаться: у Насырова болезнь заразная, и залетный казанец сейчас станет ее жертвой.

И тут полегчало.

Денис обвис в кресле. Рубашка на спине и под мышками стала как заплесневевший на теле горчичник. Рот скребла полынь. Денис откашлялся и показал рукой на бутыль. Насыров, не отрывая ладони ото рта, вытащил левой рукой откуда-то сбоку широкий стакан для виски, поставил под краник и набурлил почти под самый срез. Денис дотянулся, подхватил и припал. Вода была сладкой и пьяной, как глоток воздуха после нырка к шарм-эш-шейховским кораллам на двадцатиметровой глубине. Она оживляла и позволяла не думать, что с ним такое происходит и не показалось ли ему, что у Насырова в момент, когда он ставил стакан, глаза сверкнули, как у кошки, – изумрудным многоугольником.

Денис поставил стакан другим человеком – бодрым, сильным и готовым к любым передрягам. Голова была прозрачной и ясной, а кожа звенела, как струна. Даже рубашка, кажется, подсохла. А гормоны или протеин какой они туда, часом, не добавляют, подумал он рассеянно и ласково посмотрел на Насырова. Насыров наконец оторвал руку от лица, но сильно далеко решил не убирать – держал на уровне груди. Он состроил мгновенную гримасу, отчего лицо на секунду съехало куда-то вверх, как маска, но тут же вернулось обратно. А может, не протеин, а кокаин, подумал Денис, теряя значительную долю энтузиазма. И решил перехватить инициативу:

– Мне льстит такая оценка, хотя «ваш – не ваш» – не тот критерий, к которому я привык. Но в данном случае…

– Все, Денис Маратович, не могу больше, – виновато сказал Насыров. – Эта официальная оболочка… Вы позволите?

Все-таки в баню и с девками, подумал Денис и кивнул.

Насыров ответил тоже кивком, благодарным. Вытер рот рукой, сунул ладонь под подбородок и аккуратно снял лицо.

Денис почувствовал, как по спине снизу вверх стремительно скользнул широкий ледяной клинок. Он вжался в кресло, пытаясь избавиться от жуткого ощущения. Пытаясь отвлечься от кошмара. Пытаясь проснуться.