Всё хреново. Книга о надежде

Например: дальше испытуемым стали показывать фото людей с агрессивным, дружелюбным или нейтральным выражением лица. Первым делом им показывали подряд много лиц, выражающих угрозу. Потом, как и с синими точками, количество таких фотографий постепенно сокращалось – и эффект был тот же: чем меньше «угрожающих» фотографий становилось, тем чаще испытуемые принимали дружелюбные и нейтральные лица за агрессивные. Точно так же, как мозг будто бы «задавал» себе то количество синих точек, которое он ожидает увидеть, он задавал себе и число выражений лица, которые он должен будет определить как агрессивные.

Затем ученые пошли еще дальше – ну а чего бы и нет, черт подери? Видеть угрозу там, где ее нет, – это еще ладно, а как насчет моральных суждений? Что, если мы видим в мире больше зла, чем есть на самом деле?

На этот раз исследователи попросили испытуемых почитать предложения о работе. Некоторые из них были неэтичными и подразумевали какую-то мерзость. Некоторые были абсолютно безобидными и нормальными. А часть находилась где-то посередине.

Опять же, испытуемым стали показывать попеременно нормальные и неэтичные предложения с установкой, что они должны отобрать неэтичные. Число неэтичных предложений, как и в прошлых экспериментах, постепенно сокращалось. И тут, как и тогда, включался эффект синих точек. Люди начинали усматривать что-то неэтичное в совершенно безобидных предложениях. Вместо того чтобы отметить, что все больше предложений оказывается по светлую сторону этической границы, сознание испытуемых стало передвигать эту границу так, чтобы число неэтичных предложений оставалось прежним. По сути, эти люди, даже сами того не заметив, просто взяли и изменили свои критерии этичности.

Как отметили исследователи, такое искажение может обернуться очень плохими последствиями… в общем-то, практически везде. Например, получив данные о множественных нарушениях, государственные комитеты по контролю за соблюдением правовых норм станут, вероятно, видеть нарушения даже там, где их нет. Или когда целевые группы, борющиеся с неэтичной практикой ведения дел внутри организаций, одолеют всех плохишей и им станет некого обличать, они, возможно, начнут выдумывать себе врагов на пустом месте.

Эффект синих точек предполагает, что чем старательнее мы ищем угрозу, тем больше у нас шансов ее увидеть – даже если на самом деле вокруг тишь да гладь. И сейчас ровным счетом это и происходит в мире.

Раньше жертвами насилия считались те, кому был нанесен физический ущерб. Сейчас многие стали называть «насилием» высказывания, которые их задели, или просто даже присутствие человека, который им не нравится{229}. «Травмой» считался такой страшный опыт, после которого человек не может нормально функционировать. Сегодня неприятный эпизод социального общения или несколько обидных слов – это тоже «травма», и без «безопасного пространства» с ней никак не справиться{230}. «Геноцидом» раньше называли физическую массовую расправу над определенной этнической или религиозной группой. Сейчас некоторые начинают кричать о «белом геноциде» из-за того, что в местной забегаловке часть меню написана на испанском{231}.

Все это эффект синих точек. Чем лучше становится жизнь, тем больше угроз мы себе воображаем и тем больше психуем. В этом основа парадокса прогресса.

В XIX в. Эмиль Дюркгейм, отец социологии и один из первопроходцев в сфере общественных наук, поставил в своей книге мысленный эксперимент: что, если бы никто не совершал преступлений? Что, если бы возникло такое общество, где все были бы абсолютно порядочны, миролюбивы и равны? Если бы никто не врал и не причинял другим никакого вреда? Если бы не было коррупции? Что бы тогда случилось? Исчезли бы конфликты? Улетучился бы стресс? Все стали бы резвиться на полянках, собирать букетики маргариток и дружно распевать «Аллилуйю» из «Мессии» Генделя?{232}

Дюркгейм заключил, что нет, все было бы с точностью до наоборот. Он предположил, что чем более комфортным и этичным становилось бы наше общество, тем значительнее нам бы казались любые мелкие проступки. Так что, если бы все перестали друг друга убивать, не факт, что нас бы это сильно осчастливило. Скорее всего, мы бы так же страдали из-за каких-то менее серьезных бед.

Психология развития давно пришла к похожему выводу: защищая людей от проблем или жизненного неблагополучия, мы не делаем их счастливее и увереннее – мы делаем их более уязвимыми. Когда молодой человек, которого все детство оберегали от любых трудностей и несправедливостей, столкнется с мельчайшим неудобством во взрослой жизни, оно покажется ему невыносимым – и в доказательство он, как избалованный младенец, закатит публичную истерику{233}.