Всё могут короли. Одним росчерком пера. Пять слов на букву "л"

И чего боялись? Ларе, в итоге, было совершенно не страшно. На аттракционах в Сан-Мэрридже покруче было. То ли высота была небольшой, то ли объятия и поцелуй Ингварра, когда их подпрыгивания вверх-вниз закончились, и они зависли в нижней точке, перекрыли ощущение от прыжка…

Поцелуй закончился наверху, когда их подняли. Лара так до сих пор и не поняла, что он означал. А теперь вот и сами каникулы в Хёргатене закончились. Три недели пролетели, как один день…

Ингварр проводил Лару до аэропорта в Осло, откуда она улетала в Москву, поскольку прямых рейсов между Хёргатеном и Россией не было. Как и все люди во время проводов, они испытывали неловкость, не знали о чём говорить. Сказать хотелось многое, но совсем не то, что можно было сказать. «Скажи, что ты хочешь остаться! Останься со мной! На всю жизнь!», – молил Ингварр, а вслух сказал:

– Счастливого полёта!

– Спасибо тебе ещё раз за всё! Это были самые лучшие каникулы в моей жизни, – ответила Лара, а сама думала: «Ну, предложи мне остаться! Остаться хотя бы ещё на недельку! А лучше – на всю жизнь…»

– Мы с тобой договорились приехать ко мне на зимние каникулы, чтобы развестись.

– Да-да! Я помню, – ответила Лара, – по-быстренькому расписались, по-быстренькому развелись!

И Лара пошла на посадку, делая вид, что ей всё нипочём. А сама глотала слёзы: размечталась – «остаться», «на всю жизнь», а тут тебе – бац! Вторая смена! И девичья фамилия! Хотя, фамилию-то Лара и не меняла…

Ингварр был расстроен не меньше Лары. Он так и не понял, почему Лара никак не отреагировала на его признание в любви. Не расслышала в шуме винтов вертолёта? Не поняла, что он сказал? (Он и сам не помнил, на каком языке говорил.) Предпочла сделать вид, что ничего не было, чтобы не обижать его отказом?

⁴⁹ – из старинного скандинавского мифа «Асгард и Асы»:

«…Высоко-высоко над облаками, так высоко, что ни один даже самый зоркий человек не может её увидеть, лежит прекрасная страна богов Асгард. Посреди Асгарда подымается вершина исполинского ясеня Игдразиля.  Из-под его корней бьют чудесные источники. Один из них – источник мудрости. Грозный великан Мимир, самый могучий из всех великанов, стережет его воды и никому не даёт из него напиться. Один – отец Асов и мудрейший из них. Когда-то, еще в молодости, он пришел к великану Мимиру и попросил у него разрешения напиться воды из его источника.

– Ничего не дается даром, а особенно ум, – отвечал великан. – Скажи, что я получу от тебя взамен?

– Все, что хочешь, – сказал Один. – Мне ничего не жаль, потому что мудрость дороже всего.

– Тогда отдай мне свой правый глаз, – потребовал Мимир.

Один призадумался, но потом ответил:

– Хорошо, Мимир, я согласен. Умный и одним глазом видит больше, чем глупый двумя.

С тех пор у Одина остался один левый глаз, но зато он испил воды из источника мудрости и для него нет больше тайн ни в настоящем, ни в будущем…»

⁵⁰ – Сторсезандетский мост – реальный мост в Норвегии, один из 8 мостов Атлантической дороги и самый длинный – 269 метров из общей протяжённости дороги в 37 километров. Местные жители действительно прозвали его «пьяным», но площадки для роупджампинга на нём нет – это выдумка автора.

17

План по завоеванию Лары закончился. Закончился безрезультатно. Нового не было. Но до января ещё было далеко. «Я обязательно что-нибудь придумаю», – успокаивал себя Ингварр. И ушёл с головой в работу.

Обсуждение кабинетом министров развития туризма в Хёргатене вызвало ожесточённые споры. Будущие министры отнеслись к идее с интересом. Без пяти минут бывшие – возражали. Правда, не единым фронтом. Лидера среди них не было, а министр внутренних дел, основательно просвещённый Логмэром насчёт законов Хёртагена, предпочёл отмолчаться. Так и не убедившие герцога отказаться от туриндустрии министры отправились за поддержкой к герцогине-матери.

Рагнильда не ждала ничего хорошего от разговора с сыном. Их ежедневные встречи за завтраком прервались, когда он уехал со своей невестой по стране, и не возобновились после его возвращения. Когда герцогиня увидела, что стол в столовой накрыт на двоих, как в старые добрые времена, она сразу связала появление второго прибора с визитом министров накануне. И хотя отказалась вмешиваться в их политические дрязги, всё равно чувствовала себя в чём-то провинившейся. И когда Ингварр успел взять в руки такую власть, что даже она – его мать, робела перед ним?

Но вопросов о визите министров Ингварр не задал, спросив мать совсем о другом:

– Матушка! Вы любили своего мужа?

Рагнильда замерла – никогда с сыном они не разговаривали на подобные темы. Она постаралась ответить как можно правдивее:

– Я уважала его… И его чувства ко мне…

Ингварр кивнул головой, как будто именно такого ответа и ждал от неё.

– Я сын своего отца? – задал он неожиданный вопрос, уставившись на неё потемневшим взглядом, который гипнотизировал мать и выстуживал холодом сердце.

Рагнильда возмутилась, поняв в чём сын её подозревает, и ответила, едва сдерживая гнев: