Всё могут короли

У двери послышался шум, и Эмиль поднялся навстречу Тармилу и королевскому лекарю. Тармил был, как всегда, невозмутим, а лекарь выглядел бледным и испуганным. Это был высокий худой человек средних лет, вечно чем-то озабоченный. Как и большинство придворных, он относился с опаской к принцу и старался держаться от него подальше.

— С моим августейшим братом случилось несчастье, — обратился к нему Эмиль, даже не пытаясь притвориться встревоженным. — Боюсь, он выпил слишком много вина, и, по ужасной случайности, споткнулся на лестнице и ударился головой и ступеньку. Взгляните.

Приблизившись к распростертому телу, лекарь наклонился и коснулся пальцами его шеи.

— О боги, — пробормотал он, разглядывая искаженное лицо короля. — Надежды нет. Его величество мертв.

Эмиль кивнул и скрестил руки на груди. Ничего другого он и не ждал.

— Но я желал бы осмотреть тело, чтобы определить причину смерти точнее… — не слишком решительно сказал лекарь, поглядывая то на Эмиля, то на Тармила.

— Вы что, с ума сошли? — гневно бросил Эмиль. — Намереваетесь копаться во внутренностях его величества? Как вам вообще такое в голову пришло? Не вздумайте его и пальцем коснуться!

— Но я не уверен… — затрепыхался было лекарь, но сошедшие на переносице брови Эмиля заставили его умолкнуть. — Конечно, если ваше высочество желает…

— Да, мое высочество желает, чтобы к телу моего брата отнеслись со всем положенным уважением. Никакого вскрытия не будет! Понятно вам?

— Слушаюсь, ваше величество.

— Теперь вот что. Позовите сюда людей, чтобы они перенесли тело во дворец, и пошлите кого-нибудь в храмы Борона и Прайоса. Я приду позже. Тармил, ты пока останься, а вы отправляйтесь немедля.

Когда лекарь поспешно удалился, Тармил, чуть наклонившись к Эмилю, спросил тихо, как будто кто-то мог их услышать:

— Почему ты не позволил ему провести осмотр?

Эмиль поморщился.

— Он все-таки был мой брат. Не хочу, чтобы его распотрошили.

Тармил ничего не сказал и только подивился причудливости ума юноши.

От своего ученика он ожидал многого, но только не этого. При всей своей замкнутости, и горячности, и вспыльчивости, Эмиль никогда не был жестоким и бездушным — так, по крайней мере, считал Тармил. Но в данную минуту он выглядел именно таким. Кроме того, в юноше вдруг открылись такие черты, как хладнокровие и расчетливость. Тармил явственно видел отраженную на его лице работу мысли: спокойный, как скала, Эмиль стоял над трупом брата и хладнокровно просчитывал свои дальнейшие шаги. Увидь его сейчас старый король, он был бы весьма доволен своим внуком. Далеко пойдет мальчик, с удовлетворением подумал Тармил. Ему всего восемнадцать, а какое самообладание и твердость духа. Далеко пойдет… если только его не сомнут. А такое вполне может случиться, потому что против него теперь ополчатся все. Или почти все.

Уже совсем стемнело, когда молчаливые слуги забрали из павильона тело Люкки и убрали кровь на лестнице. Эмиль распорядился отнести брата в его спальню во дворце, по возможности не поднимая шума. Затем он велел привести для него коня, а пока сменил привычную длиннополую одежду на светское платье, подчеркивающее массивность его фигуры.

— Куда ты собрался? — спросил Тармил, наблюдавший за его приготовлениями.

— Во дворец, — отозвался Эмиль, опоясываясь перевязью с мечом. — Больше нет нужды отсиживаться в этом медвежьем углу.

— Осторожнее, Эмиль. Тебя едва ли встретят с распростертыми объятьями.

— Знаю. Ты со мной?

— Конечно.

Было уже поздно, дворец дремал во тьме, и только в апартаментах Люкки горели свечи и лампы и приглушенно перекликались голоса. Прямым ходом Эмиль направился туда. Немногочисленные слуги испуганно расступались перед ним. Каким-то особым чутьем угадав его приближение, ему навстречу из спальни Люкки вышла кое-как одетая, со встрепанными волосами, принцесса Алмейда. Была она очень бледна, буквально до синевы, ее глаза с расширенными зрачками блестели от сдерживаемых слез. Эмиль поморщился: ведь просил же не поднимать шума! И какой же идиот среди ночи решился преподнести ей новость о смерти сына?

— Эмиль, о, Эмиль! — принцесса Алмейда судорожно вцепилась в его рукав и запрокинула лицо, уставившись на него полубезумными глазами. — Горе, какое горе!.. Твой брат!..

— Я знаю, матушка. Лучше вам успокоиться.

Эмиль обнял и хотел увести ее, но она вырвалась из его рук и бросилась обратно в спальню Люкки. Эмиль не стал ее останавливать. Теперь до самой погребальной церемонии она будет лить слезы у тела сына, но это ее личное дело. С холодным равнодушием, удивившим даже его самого, Эмиль подумал, что это даже к лучшему: так она не будет путаться у него под ногами в ближайшие несколько дней. И не будет задавать вопросов. Пока что обстоятельства смерти Люкки ей неизвестны — вероятно, никто не потрудился рассказать, — но она обязательно заинтересуется. И, пожалуй, принцесса — единственный человек, который может обвинить Эмиля в предумышленном убийстве. Только едва ли она сделает это.