Всё на свете, кроме шила и гвоздя. Воспоминания о Викторе Платоновиче Некрасове. Киев – Париж. 1972–87 гг.

… Я постелил скатерть, поставил парадные чашки и вазочку с повидлом. Разложил печенье. Сухарики были несъедобными, диетическими. Вика вышел из кабинета при параде, в брюках и клетчатой рубашке, несмотря на жару. Ждали Пьера Дэкса, близкого приятеля, влиятельного журналиста, в прошлом известнейшего коммунистического публициста. Публично проклявшего коммунистические идеи и с облегчением ставшего ренегатом, как тогда говорили. Дэкс рассказывал всякие новости, говорил, в общем, ни о чём. Вике оставалось жить чуть больше месяца, это было сразу видно. Дэкс подчеркнуто внимал его словам, заботливо подливал чай, деликатно угощался сухариками. Виктор Платонович перешёл к делу, поговорить насчёт своего внука Вадима. Который после армии не знает чем заняться, профессии у него нет, но хочет устроиться на работу в аэропорт. Стюардом или ещё кем. Хотя это страшно трудно без знакомства. Так не мог ли ты, Пьер, позвонить кому надо, похлопотать, чтобы пристроить нашего неприкаянного вьюношу? Дэкс твёрдо пообещал, расцеловался с Викой, очень расчувствовался и ушёл… Через несколько месяцев после смерти В.П. он позвонил мне и сказал, что просьбу Некрасова выполнил, договорился насчёт работы. Вадима уже и близко не было в Париже, о своем желании проникнуть на поприще авиаперевозок он давно забыл, и я поблагодарил Пьера, мол, сын уже работает… А Галине Некрасовой ничего не нужно? Нет? Поцелуй её за меня, попросил он, и я пообещал. И конечно, обещания не исполнил…

Пей и веселись!

Вообще-то альбом готовился ко дню рождения Некрасова, но известие о его болезни испоганило жизнь. Пропало всякое желание резвиться в шутливых писаниях. Тогда я наспех окончил свой проект и слепил некий литературный коллаж. Из множества некрасовских отрывков я сделал, как говорят, компиляцию. Отрывки касались неумирающей темы – водки, выпивки и похмелья. Получилась что-то вроде баллады в прозе. В некрасовской прозе!

Название альбома звучало оптимистично – «Пей и веселись!»

Утром 17 июня 1987 года, в свой день рождения, Виктор Платонович был радушен и не капризничал. Мама с Милой толклись на кухне, готовили для праздничного стола. Я собственноручно купил пива и вина, не опасаясь уже писательских срывов…

Неделю назад Мила доверительно сообщила врачу в онкологической клинике, что господин Некрасов, мол, бывает, прикладывается к бутылочке, а он слаб, это его может добить. Что тогда делать, поинтересовалась она? Да что вы волнуетесь, врач даже руками затряс, это прекрасно, пусть пьёт сколько хочет, хуже не будет! Если это ему скрашивает жизнь, пусть пьёт! Да и курить, если захочется, пусть курит… Мила ужаснулась – раз так, то дела у Вики на самом деле совсем-совсем плохи…

Но сегодня ждали с поздравлениями Вовочку Загребу с дочкой, названной Викторией в честь Некрасова. И больше никого, строго наказал новорожденный.

Сидя на тахте и листая мой альбом, иронически складывал губы трубочкой – всё хохмочки, всё шуточки, всё смефуёчки…

Я дождался, стоя над душой, пока В.П. прочтет предисловие:

...

«Кто из нас, выпив уже пару стаканов водки и наливая третий, не бормотал, неизвестно перед кем оправдываясь:

– Что вы понимаете в этом?.. Русская душа требует… Всегда так было…

А зачем, собственно, оправдываться? Быть подвыпившим – обычное состояние человека… Пьют рюмку, стакан, кружку, чару, ведро… Так что пьют все. Но русские – по-своему.

Сколько раз Виктор Платонович Некрасов пытался растолковать этот тезис в своих произведениях, но всё как-то вразброс. То места не хватало, то терпения, то времени – нельзя же всё время писать и писать, а выпить когда?..

С десяток лет назад ребячливая “Эпиталама водке” взволновала московские фрондёрские кухни. Сейчас же перед нами мудрая баллада о пьянстве, которая читается, простите, запоем.

Да что там каламбурить – прочтя это эссе, налей-ка себе, читатель, стаканчик или кружечку и не откладывая в долгий ящик – выпей!

И покивай утвердительно – да, автор достиг своей цели, пьётся под балладу хорошо…»