Навестили мы и Женю Гридневу, вдову друга Некрасова, погибшего на фронте. На довоенных фотографиях она просто красавица, и я сильно подозреваю, что Некрасов был в неё тогда безответно влюблён. Сейчас Женя, курящая папиросы старая женщина, одетая даже чересчур бедно, сидела с нами за столом и плакала.
– Зачем тебе уезжать, Вика? – повторяла она. – И ты там истоскуешься, и мы здесь скучать до смерти без тебя будем…
Подсев к ней, он успокаивал, что-то тихо втолковывал, не хохмил и не поддразнивал. Я уткнулся в полуслепой телевизор. Женя поставила чайник, плакать перестала.
Тут влетела её дочь, Ира Доманская, стройная, с модной причёской, но почти совсем седая в свои тридцать пять лет. Она говорила «дядя Вика», вольно шутила и вела себя как всеобщая любимица. За чаем вспоминали возвращение Некрасова с фронта, как он им покупал мешками картошку, приходил часто, давал деньги и, можно сказать, воспитал Ирку.
– Но никогда ничего не запрещал! – перебивая всех, радовался воспоминаниям Вика. – Не то что твоя мать, женщина с противным характером!
Он не забыл, что Женя опекала его женщин в оккупацию, таскала на себе дрова и воду, не забыл её мужа, своего друга. Не забыл, как после войны вместе купали они в тазике маленькую Ирку, ничего не забыл…
Все отодвинули грусть в сторону, болтали беззаботно.
Расцеловавшись на прощанье, В.П. попросил отвечать на письма, сказал: Витька привезёт из Пассажа телевизор, прекрасно работает, купили совсем недавно. Никакого телевизора я не возьму, рассердилась Женя, ушла в другую комнату, а Ирка пошла нас проводить.
– Вот возьми немного денег, – сказал В.П., – сунешь матери потихоньку. Не говори, что от меня, а то она такая дура, что даст потом мне прикурить за это. А телевизор всё-таки вам привезём, не выбрасывать же его, правда, Витька?..
Ира умрёт через десять лет, после тяжёлой болезни. Вика печально вспомнит о ней в изящнейшей новелле «Виктория», одной из самых некрасовских вещей. Когда умерла сама Женя Гриднева, никто в Киеве не знает, говорят только, что свою дочь она пережила…