Всё началось, когда он умер

— Я не из-за котлет, я из-за флюорографии, — тихо прогнусила Катя и шумно разрыдалась.

Успокоилась она на плече Андрея Валерьяновича. Извинилась. Объясняться и корчить строгую рожу было глупо.

— Иди, девочка, умойся, — велел Андрей Валерьянович.

— Пойду я, — пробормотала Катя.

— Куда?

— Домой.

Произнеся это слово, Катя снова всхлипнула.

— У тебя никто не умер, не заболел? — забеспокоился Андрей Валерьянович.

— Не-е-е-ет.

Он втащил отяжелевшую в истерике Трифонову в комнату, устроил на диване, напоил валерьянкой, укрыл пледом и приказал спать. «Девочка», — запоздало и безразлично отозвалось в Кате. И на этой четкой мысли, что рядом с ним она — уже не юная — всегда будет чувствовать себя молодой-премолодой, кончилось натужное бодрствование. Медицинская сестра уснула в квартире пациента. Андрей Валерьянович Голубев долго и пристально разглядывал ее, потом пошел в кухню. Для хоть и неполного счастья этой тощей приблуде необходимо съесть тарелку домашнего борща, решил он. Готовя, Андрей Валерьянович вспоминал то, что узнал о Кате две недели назад: возраст, место рождения и жительства, семейное положение… Собственными анкетными данными он ее, помнится, не развлекал. Итак, она снова явилась. Красивая девочка, из тех, кто хиреет без заботливого ухода. Ее все время хотелось накормить. А что делать после обеда? Напиться с ней на сей раз?

Спасительные идеи не стареют вместе со своими генераторами. Наваристый густой борщ и остатки коньяка из заветной бутылки вернули Кате настроение. А Андрею Валерьяновичу — потенцию. Почти год он не приводил в дом женщин. Последняя любовница была славной, бодрой пьяницей из жилконторы, она щедро отблагодарила его за старомодные ласки новыми батареями. Катю же и Андрея Валерьяновича сама жизнь убедила в том, что ничего лишнего в мире не происходит. Такие всегда действуют стандартно, а из этих стандартных действий всегда получается нечто несуразное, зато по-человечески доброе. Показывая Кате спальню, Андрей Валерьянович поцеловал ее. Он никогда не боялся пощечин. Но его покоробило бы, узнай он причину Катиной радостной улыбки по завершении этого эксперимента. А она просто умилилась отсутствию у него во рту протезов, ибо подозревала, что его крепкие, ровные зубы не настоящие, а искусственные. В свою очередь, Катю, изумленную приятным вкусом его поцелуя, не обязательно было информировать о манипуляциях со щеткой, двумя разными пастами и зубным эликсиром после обеда.

— Я тебя хочу, — ровно, тихо, будто не желая пугать, сообщил ей Андрей Валерьянович. — Но не настаиваю.

«Еще бы», — ехидно подумала Катя. Потом отвратительная мысль о цене хлеба, ветчины, салата, борща и коньяка оттеснила ее к двери. Андрей Валерьянович не двигался и молчал. Катя потопталась у выхода и вернулась к просторной двуспальной кровати.

— Я тоже хочу, — быстро сказала она, запнулась и решительно закончила: — тебя, Андрюша.

Он встал на колени, притянул гостью, попятившуюся от неожиданности, за талию, вернее, за то место, где она бывает у фигуристых женщин, и поднял голову. Таких незамутненных, веселых и откровенных глаз Катя никогда не видела у дотрагивавшихся до нее мужчин. Такой радостной благодарности во вновь обретшем звучность голосе тоже не слышала:

— Спасибо, любимая.

— Ты меня уже полюбил? — попыталась изобразить насмешливый тон Катя.

Но вопрос прозвучал, скорее, просительно. Она машинально смежила веки и заставила себя погладить Андрея Валерьяновича по светлым волосам. И уже с хмельной безалаберностью отметила, что они чище, мягче и гуще, чем у гитариста.

— Полюбил, — довольно серьезно ответил Андрей Валерьянович и легко встал.

Гораздо позже, ибо в постели он поспешал медленно, Андрей Валерьянович вернулся из ванной к нежившейся под одеялом Кате и, не пряча легкой нервозности, спросил:

— Как ощущения?

— Кайф, — не стала вредничать она.

— Это тебе за «Андрюшу». И за «ох, Андрюшенька», — рассмеялся он.

Катя встрепенулась:

— Снова ох! Вахтерша через час уйдет дрыхнуть, я на улице ночью останусь.

— Здесь ты останешься до утра, — вздохнул, но не с сожалением, а с чем-то другим, непонятным чувством, хозяин.

— Я тогда поваляюсь? — оробела вдруг Катя.

— Конечно. На здоровье. А я займусь ужином, раз уж назвался кашеваром.

Катя представила себе завтрашние физиономии соседок по комнате. Привычный им перепихон редко завершался ночевкой у мужчины, разве что этот мужчина надрался до неспособности вызвать такси в сказочном случае или послать на метро в обычном. Она опишет им дом Голубева. И ничего не утаит про близость. Только скроет, что он на сорок лет старше… Нет, не будет она с ними откровенничать, еще сглазят.

Они с Андреем Валерьяновичем провели отличный вечер.

4