Всё Начинается с Детства

Как известно, Тора разрешает евреям есть далеко не все мясные и рыбные продукты. Но даже и разрешенные должны приготовляться определенным образом, а забивать животных может только специалист – шойхет, то есть резник. Забивать так, чтобы под его руками из них вытекла вся кровь, потому что употребление крови запрещено Торой.

Если вспомнить о многочисленных праздниках, о семейных торжествах, днях рождений, о бар-мицвах и свадьбах, не трудно себе представить, сколько у шойхета было работы!

– С которой начнем? – заглянув в коляску, спросил шойхет.

Но ни Юрка, ни я не ответили ему. Злоба на петуха, жажда мести почему-то вдруг покинули нас, куда-то исчезли. Мы молча стояли у коляски. Мы глядели не на кур, а на странное сооружение, стоящее во дворе у самого входа. Оно было деревянное, довольно высокое, в нем торчали конусообразные желоба, на одном из которых лежала обыкновенная опасная бритва с запекшейся кровью и куриным пухом на лезвии. Вот от этой-то бритвы, увидев ее, я уже не мог отвести глаз.

Куры в коляске молчали и даже не шевелились.

Шойхет больше не задавал нам вопросов. Он взял одну из кур за крылья, оттянул ей холку и полоснул бритвой по горлу. Алой струей брызнула кровь, курица вздрогнула, будто под током, судорожно дернулись ее ноги, она затрепыхалась, пытаясь вырваться. Глаза ее и клюв широко раскрылись и дворик огласился хриплым криком.

Этот ужасный крик и нас с Юркой пронзил, словно током. Но рука Шойхета не дрогнула. Словно в тисках держа курицу, он опустил ее в желоб головой вниз – и через несколько мгновений жизнь ушла из нее вместе с кровью.

Вскоре коляска опустела. Из пяти желобов торчали пять пар ног с растопыренными когтями.

Шойхет положил кур в коляску, мы расплатились с ним и ушли.

Кырк-кырк, – все так же поскрипывали колеса, плавно покачивалась коляска. Куры устилали ее дно пушистым белым ковриком, кое-где замаранным пятнами крови.

Куры будто спали. И мы шли молча, словно боясь разбудить их.

Над городом стояла все та же жара.

Глава 31. Сражение у старой крепости

Нет, наверное, на свете мальчишек, для которых существует понятие «ненужная вещь». У мальчишек свои представления, своя шкала ценностей, свои потребности. Выброшенный кем-то кривой гвоздь – отличная скоба для рогатки или рыболовный крючок. Пластмассовая бутылка из-под шампуня – вот тебе и брызгалка, проделай только дырку в крышке. Косточки от вишен – прекрасные пули для ружьеца-обреза, тоже, конечно, сделанного своими руками из всяких «ненужных вещей». Вот этим мы и занимались в то утро.

Только я проводил деда на работу, как во двор выскочил Юрка, все еще сонный и встрепанный, но уже деловито-озабоченный.

Дело в том, что вечером нам предстояло принять участие в сраженье, большом сраженье у Старой Крепости за цековским домом. А оружие – эти самые обрезы – было еще не готово. И времени терять не следовало.

Впрочем, начали мы с вишневых косточек, которые я предусмотрительно припрятал после варки варенья: пули всегда могут пригодиться. Они хранились в бумажном пакете, поэтому были сыроватые, на некоторых оставалось немного мякоти. Мы рассыпали косточки тонким слоем на столе возле топчана – пусть как следует прокалятся на солнце! Пули должны быть очень сухими.

Теперь можно было заняться оружием.

Основой был деревянный ствол двадцати примерно сантиметров в длину. С переднего конца к поверхности деревяшки прикреплялась бельевая прищепка. К заднему концу по бокам прибивалась резинка – бельевая или, еще лучше, такая крепенькая, желтоватая, ее иногда используют в торговле для упаковки, у нас ее называли «венгерка». В резинку, как при стрельбе из рогатки, закладывалась косточка-снаряд. Но на этом и кончалось сходство с рогаткой.

Ружье действовало сложнее: резинку вместе с косточкой, в ней находящейся, надо было аккуратно оттянуть и зажать в прищепке. Далее вы прицеливаетесь, нажимаете на прищепку и… ба-бах! Словом, ружье наше стреляло почти как настоящее. Надо было только сделать его хорошо, аккуратно, чтобы и резинка прочно держалась, и прищепка не виляла.

Деревяшки для прикладов мы без труда разыскали в груде обрезков возле летнего душа. Теперь нужны были гвозди – и не просто какие-нибудь, а определенного размера. Где их найти, мы прекрасно знали. Только бы до них добраться…

Гвозди – и большие, и маленькие, и специальные сапожные – хранились в кладовой деда здесь же во дворе, неподалеку от уборной. Заходить сюда нам было запрещено. Юрка, конечно же, уже не раз и не два делал это без разрешения. Я, приезжий, в кладовую до этого дня заглядывал только вместе с дедом. Сейчас надо было проникнуть в нее быстро и незаметно, а вот как – мы не могли придумать: дверь кладовки ужасно скрипела…

– Прошлый раз, когда я открывал, Джек лаял, – вспомнил Юрка. – Давай Джека подразним.

Мы прыгали, кривляясь и гримасничая, вокруг Джека, но пес спокойно лежал у будки и лениво на нас поглядывал. Возможно, он думал: «кто вас знает, чего вы хотите… То не лай, а то вдруг лай…»