В жизни трагическое и смешное – рядом. У Высоцкого юмор присутствует даже в стихах высокого трагического накала. Что уж говорить об остальных стихах и песнях – там просто золотые россыпи юмора.
Этим даром – подметить смешное и с юмором рассказать о нем – Высоцкий обладал в совершенстве. Но он и в жизни, особенно в кругу близких людей, был чрезвычайно смешным человеком и остроумным рассказчиком. Качество не столь уж распространенное у юмористов высокого порядка. Зощенко, по свидетельству современников, был мрачен и молчалив. С Михаилом Михайловичем Жванецким тоже не обхохочешься, пока он не достанет потертый бухгалтерский портфель и не начнет извлекать из него замусоленные листки с текстами своих миниатюр.
Совершенно иным был в жизни Владимир Высоцкий.
Есть в фильме «Место встречи изменить нельзя» эпизод с вором-карманником Кирпичом. Кирпич разговаривает на каком-то немыслимом языке – шепелявит, не выговаривает тридцать две буквы из алфавита, лицо при этом у него бесконечно глупое.
Снимаем мы этот эпизод и чувствуем – не смешно. А у Вайнеров сцена написана с юмором. Что делать? Тут я вспомнил серию Володиных ранних рассказов от лица несколько придурковатого шепелявящего типа. Была у Володи целая серия устных рассказов как бы от лица этого персонажа. Очень смешных, импровизационных. Помню, был рассказ о Рексе, умнейшей собаке, которая жила вместе со своим хозяином, подполковником, в старой коммунальной квартире на Арбате. Рекс был очень умный и образованный нес. Он, например, знал наизусть всю поэму «Мцыри» и читал ее подполковнику на ночь – подполковник очень любил Пушкина. Помню, был у этого Рекса конфликт с соседкой, Зинаидой Викторовной, которая все время трогала подполковника. Бывало, Рекс только отлучится с кухни (Володя произносил – «куфни»), Зинаида Викторовна – раз! – выдерет волосок из головы, скатает – и в суп, который Рекс варил подполковнику! Однажды Рекс не выдержал, встретил ее в «колидоре» и говорит… Володя выпучивал глаза и произносил, ужасно шепелявя:
– Зинаида Викторовна, – сказал ей Рекс, – вы, пожалуйста, не трогайте подполковника, потому что иначе… иначе я вас покусаю!
Слушатели задыхались от смеха, умоляли: «Володя, хватит!» А он заводился и начинал с ходу импровизировать дальнейшую историю Рекса, этой необычайно умной собаки. О том, как после смерти подполковника Рекса взяли в один научно-исследовательский институт, который работал на космос. Рекс каждый день ездил на иппод… «Э-э… – поправлялся Володя, – на этот, как его, космодром…» Дальше – больше. По Володиному рассказу получалось, что Рексу уже лет сорок-пятьдесят, хотя он все время повторял рефреном: «Ну он уж старый был, Рекс-то. Собаки ведь долго не живут». Со временем Рекс блестяще защитил докторскую, вообще много пользы принес науке.
– Помните Белку и Стрелку? Которые на этот… на Маркс летели. Не-е… Не на Маркс. На Энгельс. Да, на Энгельс… А че, не знаете, что Луну собираются на Энгельс переименовать, потому что это же неудобно – Маркс есть на небе, а Энгельса нету… Так вот, их – Белку и Стрелку – Рекс готовил. Умнейший был пес! Он и сам летал. Только об этом не сообщалось. Последнее время он был страшно засекреченный.
Я попросил Володю прямо тут, на съемке, рассказать историю про Рекса Стасику Садальскому – исполнителю роли Кирпича. Стасик шепелявить не смог. Оказывается, это не так просто. И у Стасика шепелявить совершенно не получилось. Я махнул рукой:
– Ладно, Стас, говори нормально. А потом, на озвучании, попытаемся исправить.
И мы досняли сцену как есть, только чтобы зафиксировать, что Кирпич шепелявит, сняли пару реплик. Помните, он там говорит Жеглову-Высоцкому:
– Не знаю, как у вас в уголовке, у нас за такие дела язык сразу отрежут.
На что Жеглов ему говорит:
– Я уж вижу: тебе вот подрезали, шепелявишь-то.
Кирпич обижается:
– А чего ты дразнишься! Вообще ничего не буду рассказывать.
Эту сцену Садальский говорил нормальным языком, а уж на озвучании он сумел идеально повторить интонацию Высоцкого. И получился самый смешной эпизод в картине.
Он и раньше жил очень быстро. Быстро работал, быстро ел, быстро передвигался, на сумасшедшей скорости водил машину, не выносил поезда – летал самолетом. В последнее время его жизненный темп достиг предела. Четыре-пять часов – сон, остальное – работа. Рабочий день его мог сложиться, скажем, таким образом. Утром – репетиция в театре. Днем – съемка или озвучание, или запись на «Мелодии». Вечером – «Гамлет», спектакль немыслимого напряжения, – свитер в антракте хоть выжимай. Ночью – друзья, разговоры. После спектакля у него на Малой Грузинской всегда полно народа, тут можно встретить кого угодно: писателя, актера, музыканта, таксиста, режиссера, врача, художника, бывшего «вора в законе», академика, маркера, знаменитого иностранного артиста и слесаря со станции, где чинят «мерседесы».
К нему тянулись люди, он не мог без них – он должен был знать обо всем, что происходит в жизни.