Всё о Ниро Вульфе. Том 1

Юджин Дрейер, комиссионер по купле-продаже картин, был найден мертвым утром 20 сентября в бюро при своей галерее, на Мэдисон-авеню. Его тело было обнаружено тремя полицейскими, которым пришлось взломать дверь. Он был мертв уже около двенадцати часов, причина смерти – отравление нитроглицерином. После расследования полиция пришла к заключению, что это самоубийство, и на дознании это было подтверждено.

Но через несколько дней все члены Лиги получили второе предупреждение, звучавшее следующим образом:

«Уже второй!
Вам лучше было бы убрать меня долой!
Уже второй…
Пусть не было внизу услужливой скалы,
Чтобы душа его рассталась с телом,
Иль непоседливой волны,
Которая, играя, между делом
Его в своих объятьях задушила б.
Я попросил змею договориться с лисом,
Они вдвоем нашли иную силу:
В смертельном зелье
С чудным запахом и вкусом,
Сокрытом в белом порошке.
А я, палач и грозный судия,
Сумел вложить сей яд ему в уста…
И сосчитал: один и два.
И дважды сорок долгих дней меж ними…
Не сомневайтесь. Ваш черед
За ними! Знайте: он придет.
Дождется третий, раз он ждет.
Потом скажу: четыре… пять… шесть… семь…
Вам лучше было бы убить меня совсем».

Вульф нашел, что это предупреждение лучше первого, потому что оно короче и в нем имеется пара удачных строк.

Я поверил ему на слово.

Сразу же после этого начался настоящий ад. Члены Лиги с воплями осаждали полицию и прокуратуру, требуя, чтобы Поль Чапин был немедленно арестован. Версия о самоубийстве Дрейера была начисто отвергнута.

Хиббард был перепуган не меньше остальных. Возможно, даже больше, но он все же был против обращения в полицию.

Единственными, у которых не появилась дрожь в коленях, были Бартон и Леопольд Элкас, хирург.

Мы с Элкасом договорились встретиться в среду утром, в девять тридцать. Но я вышел из дома рано, потому что хотел заехать в галерею Дрейера.

Теперь это была уже не галерея, а книжный магазин. Пожилая особа с бородавкой на носу была весьма любезна и разрешила мне все осмотреть. Но там мало на что можно было смотреть. Маленькая комната, где в среду вечером проводилось совещание, а на следующее утро было найдено тело мистера Дрейера, по-прежнему оставалась конторой.

Я позвал женщину с бородавкой, указал на дверь в задней стене и спросил:

– Не могли бы вы мне сказать, эта дверь – не дверь ли кладовки, где мистер Дрейер держал различные спиртные напитки?

Она посмотрела на меня удивленно:

– Мистер Дрейер?..

– Человек, который покончил с собой в этой комнате. По-видимому, вы этого не знали?

– Да, действительно…

– Благодарю вас.

Я вышел на улицу и сел в «родстер».

Леопольд Элкас был печальным человеком. Он был среднего роста, с крупной головой, большими руками и суровыми черными глазами. Его взгляд ускользал от вас не вверх, не вниз и не в сторону, а как бы в глубину его головы.

Он предложил мне сесть и заговорил:

– Мистер Гудвин, я согласился встретиться с вами только для того, чтобы оказать любезность друзьям, которые меня об этом попросили. Я объяснил мистеру Фареллу, что не присоединяюсь к вашему предприятию и никак не буду способствовать ему.

– Доктор Элкас, я знаю, что вы и пальцем не пошевельнете, чтобы изобличить Поля Чапина. Но в деле Дрейера вы – мой единственный надежный источник. Как я понял, второй свидетель, эксперт по картинам, возвратился в Италию.

Элкас кивнул.

– Мистер Сантини отплыл не так давно.

– Значит, остаетесь только вы. Думаю, нет смысла задавать вам множество хитроумных вопросов. Почему бы вам просто не рассказать мне, как все было?

Он опять грустно улыбнулся:

– Полагаю, вам известно, что двое или трое моих друзей заподозрили меня в том, что я солгал, выгораживая Чапина?

– Да. Это так?

– Нет. Я не стал бы ни топить его, ни выгораживать вопреки истине. История, мистер Гудвин, такова. Вы, разумеется, знаете, что Юджин Дрейер был моим давнишним другом. Мы вместе учились в колледже. До депрессии его дела в художественной галерее шли превосходно. Даже я изредка приобретал кое-что с его помощью.