Всё переплетено. Как искусство и философия делают нас такими, какие мы есть

Идея, что хореография связана с организацией, в некотором смысле является общим местом. Мне встречалось утверждение, что все мы постоянно занимаемся хореографией. Но это верно лишь наполовину. В этих словах верно то, что, как мы уже заметили, люди организуются посредством привычек и схем тела, обучения, технологий и окружающей среды. Когда мы думаем о хореографии в этом ключе, как о чем-то связанном с постоянно присутствующим фактом нашей организации, тогда мы можем сказать, например, что хореографом является военачальник или что схема движения в городе представляет собой хореографический феномен. При данном понимании этого термина, как предположил хореограф Уильям Форсайт, каждый объект является объектом хореографии, в зависимости от того, что он позволяет и к чему побуждает[37]. Объекты – дверные ручки, картины на стене, что угодно – и побуждают нас, и, в некотором смысле, нами двигают. И в этом смысле то, что мы называем дизайном, всегда является своего рода хореографической инженерией, какой бы области он ни касался: мебели, промышленных товаров, архитектуры. В этом смысле мы вправе думать, что театральное искусство направлено на хореографию взглядов и внимания зрителей, а архитектура – на хореографию нашей активной жизни в создаваемых человеком структурах. И именно в этом смысле хореографическим событием или процессом является сама эволюция, вернее, коэволюция животного и среды.

Когда мы думаем о хореографе как о главном, о том, кто, например, решает, каковы будут шаги танцора, и когда мы думаем о хорошем танцоре как о том, кто обучен делать то, чего от него требует хореограф: выполнять движения, следовать партитуре, двигаться по плану, – когда мы думаем и говорим таким образом, мы думаем о хореографии как о чем-то связанном с организацией этим знакомым образом.

Кроме того, концепция хореографии как проектирования наших согласованных движений прекрасно отражает несколько неожиданный факт, что спектр ее применения гораздо шире спектра применения танцев. Согласно этому пониманию, хореография – организационная практика; это планирование и контроль. Это контрапункт, согласование, по выражению Форсайта, событий определенного рода в пространстве и времени. Повторюсь, также оно отражает тот факт, что организация, говоря попросту, важна. То, что мы организованы, то, что люди и все живые существа по своей природе управляются ситуацией и привычками, – повсеместное и неизменное условие существования человека.

Но при всем этом я рекомендую другое понимание.

Да, хореография связана с организацией, но не в том смысле, в каком мы обычно думаем об этой привычной картине. Хореография на самом деле не касается – не полностью касается – дела организации. Это не наиболее общая дисциплина о навязывании организации. Хореографы не являются инженерами поведения или движения в том смысле, в котором ими могут быть дизайнеры либо сама эволюция.

Хореография принимает организацию как должное. Тот фундаментальный и, по сути, биологический факт, что нами управляют привычка и ситуация или другие формы социального контроля, она берет в качестве своей предпосылки. Но ее цель, ее проект – не настроить нас, не организовать нас наилучшим образом, а скорее прервать, нарушить или, говоря прямо, испортить эти унаследованные, невидимые, незаметные, знакомые, обусловливающие нас формы организации. Цель хореографии – дезорганизовать нас. Хореография раскрывает порой прекрасные, порой ужасные способы, которыми мы оказываемся всегда уже организованы, и делает это таким образом, который должен нас изменить.

В этом источник ее ценности. Хореография важна не потому, что мы хотим, чтобы лучше становились танцы или формы организованного участия (хотя порой это так). Хореография важна потому, что, учитывая, что мы танцоры, учитывая, что мы движущиеся воплощения организации и привычки, нам нужно от всего этого освободиться[38].

4. Стили видения

Откуда, как не от импрессионистов, у нас взялись эти чудесные коричневатые туманы, что ползут по улицам, размывают газовые фонари и превращают здания в зловещие тени? Кому, как не им и их великому мастеру, мы обязаны этими восхитительными посеребренными туманами, что клубятся над реками и превращают в ускользающее божественное видение изогнутый мост или покачивающуюся баржу? Лондонский климат претерпел удивительные изменения за последние десять лет исключительно по милости известной художественной школы.

Оскар Уайльд

Изображения в контексте