Всё предусмотреть (СИ)

Он без спроса зашёл на участок и прислонился к берёзе. Приобретя точку опоры, мужик спросил:

– А чё у тебя борода-то?

– Ничего, – и этот ответ был неправильным.

– Ты побрейся. Тебе не идёт, – сказал пришелец, и тихо, всё ещё проверяя, добавил, – как пидоры, блядь.

Колкие глаза на безбровом лице уставились на Вову. Они знали, что парень не ответит так, как нужно ответить, и то, что гопник всё решил за него самого, просчитав всё каким-то древним дорожным инстинктом, вновь заставило испытать стыд за собственную нерешительность.

– Вы идите куда шли, – правая нога сама собой начала отплясывать танец, – озеро вон там. Всё!

Вова сделал визгливое движение уйти, но в полуобороте его прервало замечание:

– Ты чё грубишь, Вася? Я куда хочу туда иду, – тело отлепилось от берёзы и, подходя, запело гнусную песенку, – ты ведь знаешь, что в субботу вор не ходит на работу, а у нас суббота каждый день.

Лампочка высветила цепкого мужичка, бритого наголо. Надувшиеся скулы прорезались плохо зажившими ссадинами. Голубенькие зрачки горели на едва белом, почти прозрачном белке. Разбитым губам не хватало сигареты. Мужик поднёс ко рту руки, подул на них – до Вовы долетело лёгкое опьянение – и показательно размял пальцы. Блеснули тусклые перстни.

– Отрастили мудя на лице, – сплюнул гопник, – ты смотри на меня мандавошек не натряси.

Вова молчал, подогревая нападки.

– Ты как с такими джунглями живёшь? Там, блядь, с обезьяной познакомиться можно.

Нога уже не просто дёргалась, а плясала лихой варварский танец. Вова сделал шаг назад, но непослушная нога прыгнула совсем в сторону, и он, под смех надвигающегося мужчины, чуть не плюхнулся на землю. Пришлось схватиться за перила крыльца, и пальцы сами собой нащупали выдергу. Вова обхватил её двумя руками и выставил инструмент перед собой.

– Ты... – в уме не нашлось нужного ругательства, – иди куда шёл! Понял!?

– Ба-а! Гражданин? Сознательный? – осклабился быдлан, – Дай такую редкость щёлкну.

Смакуя момент, гопник полез в карман курточки. Водянистые глазки сузились, обострив угловатые скулы. Из-под разбитой губы показались ровные белые зубы. Бандит не торопясь исполнял привычный ритуал своего племени, который мог обойтись и без ножа – главное правильно податься вперёд, сощуриться, развести руки в сторону и сократить дистанцию мягко, как кошка, потому что шум – о, шум! – может спугнуть оцепеневшую жертву.

В неизбежное вмешалась дергающаяся нога. Она не давала замереть, а горячила, толкала сразу на все четыре стороны и тормошила что-то ещё, древнее и спрятавшееся, что должно было вытрястись из какого-то атрофировавшегося органа. Вдруг правая нога почти отделилась от таза, стрельнула-выпрыгнула вперёд, перенесла вес тела на новую опору, и парень приложился ломиком по руке, которая всё ещё шарила в кармане. Мужика мгновенно привалило к стене дома, откуда он сполз в засохшую клумбу. Рука выпала из кармана и безжизненно ткнулась в землю. Гопник сделал несколько попыток подняться, закончившиеся невнятным поскуливанием.

– Вали куда шёл, – в истерике зашипел Вова, – вали отсюда!

Мужик потянулся в карман другой рукой. Спину прострелило опасением пистолета – не может же он в таком положении рассчитывать на нож. Нужно было ударить снова. Разом припомнив гору непреднамеренно читаной литературы, парень осторожно занёс выдергу и легонько, будто вколачивал маленький гвоздь, опустил её на уже покалеченную руку. Просто чтобы упредить. Без всякого злого умысла. От волнения удар вышел неточным, по касательной попал в плечо, соскользнул с костяшки, и изогнутый конец монтировки вторгся в чужой висок.

Усилия тела исчезли.

Стало тише.

Не было никаких сомнений – он убил. Он вышел пописать и убил. Если бы не вышел, не убил бы. Если бы починил калитку, не убил бы. Если бы занёс выдергу в дом, не убил бы. Если бы не включил на крыльце свет, не убил бы. Если бы не носил бородку, не убил бы. Если бы умел драться, не убил бы. Если бы не был трусом, не убил бы. Если бы, если бы. Если бы не убил.

Вова оглянулся, будто мог что-то увидеть во тьме, и бережно, чтобы не был слышен щелчок, погасил на крыльце свет. Пока глаза привыкали к темноте, из головы вылетело желание куда-то звонить, бежать, спрятаться и звать на помощь дядю Толю – тот бы присоединился к вопросам бродяги, и соседа тоже бы пришлось забить гвоздодёром.

Нужно спрятать тело.

Первым делом Вова заволок труп в дом. Покойный мог быть не один, их перебранку мог кто-то услышать, по дорожке мог пройти ещё один забулдыга, и вообще 'мог' в таких ситуациях самый неприятный глагол. Тело оказалось тяжёлым. Оно глухо билось о ступеньки, которые накидали мужику ударов. Затащив покойника в дом, Вова тихонько, молясь на несмазанные петли, закрыл дверь. Спохватившись, погасил во всех комнатах свет – теперь дом якобы спал. Светящиеся часы на веранде вызеленили половину первого. Простые цифры, похожие на черты и резы, ожгли морозом: полпервого для субботы недостаточно позднее время! Вот бы полвторого, а ещё лучше полтретьего. Вот в полтретьего бы... ох, в полтретьего!

Так-так-так.