Всё сложно

Потом из этого района нужно было еще черт-те сколько трястись на метро с пересадками. Уже выйдя из машины, месье оказался не в духе, и далее за нами следовало существо со злобным и тупым лицом. Было такое впечатление, что буквально минуту назад я и Роми самолично расстреляли его детей, попинали их тела и грязно надругались над любимой собачкой. Почему он так злился и для чего вообще увязывался за нами, мне было неясно. Видимо, считал, что поездка в Париж – дело очень сложное, и мне одной никак не справиться. То, что я ездила туда каждый день на работу, у него в голове как-то не связывалось. Честно говоря, не связывалось это и в голове у меня: вся моя уверенность в чем-либо пошатнулась. Раньше я часто моталась по командировкам в Европу и в любом городе легко ориентировалась уже на следующий день. Однако сейчас я чувствовала себя запуганной курицей, которая все время элементарно боится потеряться. Все приложения, помогающие ориентироваться в городах, уже давно были разработаны, и все ими пользовались вовсю, а я почему-то испытывала страх и ничего не могла в них понять. Я, которая протестировала неимоверную кучу всевозможных приложений, интерфейсов и сайтов, не могла пользоваться простейшим приложением для пользования общественным транспортом в городе.

В тот раз, когда мы пошли разглядывать новогодние витрины, все шло как обычно, только я никак не принимала такое положение вещей как обычное. Мне было очень некомфортно, как и любому нормальному человеку. Рядом в метро ехала афроевропейская пара совсем примитивных людей. И мужчина без остановки гнобил девушку. Видно было, как она злится, сжимается, не находит слов, боится его. Мне стало жутко от мысли, что со мной рядом находится человек, который упорно пытается сделать со мной то же самое. Новогодние витрины были восхитительно красивы. Роми очень радовалась, и мне было приятно на нее смотреть, но человек рядом, который, не переставая, корчил презрительную мину, закатывал глаза и злобно сопел, терялся в толпе и его приходилось искать, меня раздражал до бешенства. И, само собой, за него приходилось повсюду платить.

Вечером мы должны были встретиться с Гаем и его детьми на стадионе и пойти с ними на футбольный матч. Гай впервые вышел из дома после того, как проболел несколько недель. Он был благодарен Жоффруа за помощь и пригласил нас на матч. Жоффруа совсем не был болельщиком, но его притягивало все бесплатное. К тому же он был явно польщен тем, что теперь у него есть настоящий друг и вообще кто-то куда-то его пригласил. Подозреваю, что это случилось впервые в его жизни. И он раздувался от важности.

Мы приехали на стадион и стали ждать Гая и детей. Роми была в восторге и очень хотела попасть на футбол. Было холодно, ноги начинали коченеть. На душе было противно. В конце концов я не выдержала и стала спрашивать его, почему он так мерзко ведет себя с нами.

– Если сама не понимаешь, так нечего и объяснять.

– Нет уж, объясни, пожалуйста.

– Да ты, блин, ваще дура, ты не понимаешь, что твоя дочка невыносимая, она лезет всюду.

– Куда она лезет? О чем ты говоришь? Да это ты невыносимый и не смей ни о ней, ни обо мне так говорить. Ты кто вообще, блядь, такой?

– Да с тобой ужасно жить, – завизжал он, – вы две свиньи! Я не чувствую себя дома, я ни на что не имею права!

– Может, ты не заплатил ни копейки ни за что? На что ты хотел иметь право? Доставать нас? Да, у тебя нет такого права!

– Ты дебилка, полная дебилка! – визжал он.

Я взяла Роми за руку и сказала, что мы уходим домой.

– Мама, не надо, – зарыдала Роми, – пожалуйста, помирись с ним! Я тебя умоляю! Я хочу пойти на матч.

– Нет, доченька, я не могу здесь больше оставаться, мне очень холодно, и я совсем не люблю футбол.

– Ну мама, давай я тогда останусь с Жоффруа и пойду с ним на футбол. Я очень хочу, прошу тебя, – просила она вся в слезах.

У меня сердце разрывалось, глядя на нее. И мне было ужасно стыдно, что я принесла всю эту дрянь в ее и в свою жизнь.

– Нет, котик, он меня только что очень обидел, и я тебя с ним не оставлю.

– Мама, не прогоняй его!

– Он все время тебя обижает и достает, я не могу этого больше допускать.

– Но у меня уже нету папы, а если не будет и его, я останусь совсем одна без никакого дяди, – сказала она и горько заплакала.

В кармане у меня зазвонил телефон, это был Жоффруа.

– Что тебе нужно?

– Вернись, возьми ключ от машины, как вы доберетесь иначе?

– Ладно.

Мы вернулись. Он дал мне ключ и стал объяснять, как добраться домой. От злости и холода я ничего не соображала.

Роми стала просить его пойти с нами домой.

– Я буду хорошей девочкой, – говорила она, плача.

Вот за то, как она униженно просила его вернуться домой и извинялась за то, чего не делала, я буду ненавидеть его и себя всю жизнь.

– Ладно, – пробормотал он.

Забыв о футбольном матче, мы пошли домой. Мы держались поодаль друг от друга и не обменялись ни словом, ни взглядом на протяжении всего долгого пути в нашу деревню.

Когда мы вернулись, Роми сразу же отправилась в кровать, а я сказала ему: