Всё та же я

Неожиданное проявление доброты растрогало до глубины души. Ведь впервые за все это время я чувствовала себя раздавленной, потерянной и одинокой в городе, где мне были не рады. Я не знала, что теперь делать: мосты, соединяющие мои два континента, заволокло черными клубами дыма. Я попыталась представить, как буду объяснять родителям произошедшее, но в очередной раз уперлась в толстую стену, воздвигнутую тайной Агнес. Ведь если рассказать все хотя бы одному человеку, правда рано или поздно откроется. Родителей наверняка разозлит эта история, и я вряд ли смогу помешать папе позвонить мистеру Гупнику, чтобы открыть ему глаза на эту сучку Агнес. А что, если Агнес станет все отрицать? Я вспомнила слова Натана о том, что мы для них лишь обслуживающий персонал, но отнюдь не друзья. Что, если Агнес солгала и обвинила меня в краже денег? Тогда я точно пропала.

Впервые за все время пребывания в Нью-Йорке я горько пожалела о том, что приехала. На мне по-прежнему была вчерашняя одежда — мятая и несвежая, отчего на душе стало еще паршивее. Я тихонько всхлипнула и, уставившись на кружку, вытерла нос бумажной салфеткой. А за окном Манхэттен продолжал жить своей обычной кипучей жизнью, не обращая внимания на выброшенный на обочину мусор. Уилл, что мне теперь делать? Ком в горле становился все больше.

И словно в ответ на мой немой вопрос, загудел телефон. Сообщение от Натана:

Какого черта у тебя происходит? Позвони мне, Кларк.

И несмотря на свое безвыходное положение, я улыбнулась.

Натан сказал, что черта с два я остановлюсь в чертовом хостеле у черта на рогах, с насильниками, наркоторговцами и еще черт знает с кем! Поэтому я должна была дождаться половины восьмого вечера, когда чертовы Гупники отбудут на чертов обед, а затем встретиться с Натаном у служебного входа, чтобы решить, что, черт возьми, делать дальше. Что ж, в своих трех сообщениях Натан явно переборщил с бранными словами.

Когда мы встретились, Натан дал волю гневу, что, в принципе, было не слишком характерно для него.

— Ничего не понимаю. Они делают вид, словно тебя вообще не существовало. Прямо-таки кодекс молчания у мафиози. Майкл будто воды в рот набрал. Говорит, дело в «бесчестном поведении». Я сказал ему, что в жизни не встречал более порядочного человека и им следует разуть глаза. Что, черт возьми, произошло?!

Натан проводил меня через служебный коридор в свою комнату и закрыл за нами дверь. Видеть его было таким облегчением, что мне захотелось его обнять. Но я сдержалась. За последние двадцать четыре часа я и так слегка переусердствовала с объятиями.

— Господи, ну и люди! Пива хочешь?

— Конечно.

Натан открыл две банки и, протянув одну мне, сел в кресло. Я пристроилась на краешке кровати и сделала глоток.

— Итак… что произошло?

Я нахмурилась:

— Натан, я не могу тебе сказать.

Он удивленно поднял брови:

— И ты тоже? Ну и дела! Неужели ты хочешь сказать, что ты…

— Конечно нет. Я не стала бы красть у Гупников даже чайный пакетик. Но если я расскажу, что случилось на самом деле, то это будет катастрофой… для других людей в этом доме… Все очень запутано.

Натан нахмурился:

— Что? Неужели ты взяла на себя вину за то, что не делала?

— Типа того.

Натан уперся локтями в колени, покачав головой:

— Это неправильно.

— Знаю.

— Кто-то должен хоть что-то сказать. Ты в курсе, что он собирался вызвать копов? — (От удивления у меня отвисла челюсть.) — Вот именно. Она уговорила его этого не делать. Но Майкл сказал, что он настолько разозлился, что был готов зайти очень далеко. Что-то связанное с банкоматами?

— Натан, я этого не делала.

— Знаю, Кларк. Преступник из тебя никакой. У тебя все на лице написано. Проклятье! Ты знаешь, я люблю свою работу. Мне нравится работать на эту семью. Нравится старина Гупник. Но время от времени они будто дают тебе понять, что ты для них всего-навсего расходный материал. Одноразового использования. И они могут сколь угодно уверять тебя, будто они твои лучшие друзья, и ты самый лучший, и они без тебя как без рук, в общем, бла-бла-бла, но как только ты становишься им не нужен или сделаешь что-то не так, и тогда — бац! — тебя выставляют за дверь. Такое понятие, как справедливость, им неведомо.

Пожалуй, это была самая длинная речь из уст Натана со времени его приезда в Нью-Йорк.

— Лу, мне все это ужасно противно. Тут и ежу понятно, что тебя просто-напросто поимели. И вообще, эта история дурно пахнет.

— Все очень сложно.

— Сложно? — Натан посмотрел на меня в упор и снова покачал головой. — Подруга, ты очень хороший человек. Гораздо лучше меня.

Мы решили купить еды навынос, но не успел Натан надеть куртку, чтобы отправиться в китайский ресторан, как в дверь постучали. Мы в ужасе переглянулись, Натан жестом показал мне на ванную. Я поспешно запрыгнула туда, плотно закрыла за собой дверь, прижалась к вешалке для полотенец, но неожиданно услышала знакомый голос.

— Кларк, ложная тревога. Это Илария, — минуту спустя сказал Натан.

Илария, по-прежнему в переднике, держала в руках накрытую крышкой кастрюлю: