Читаем Всё та же я полностью

Всё та же я

А еще были: виноторговец; человек, развешивавший картины; женщина, которая чистила шторы, и мужчина, который натирал паркетные полы в главной гостиной какой-то похожей на газонокосилку штуковиной, ну и остальные — так, по мелочам. Мало-помалу я привыкла видеть вокруг себя незнакомых людей. За первые две недели, похоже, не было и дня, чтобы в квартире находилось одновременно меньше пяти человек.

Одним словом, не дом, а лишь одно название. Для меня, Натана, Иларии и безразмерной команды наемных работников, служащих и прихлебателей, которые толклись здесь от зари до темна, апартаменты эти были скорее рабочим местом. Иногда после ужина процессия одетых в костюмы коллег мистера Гупника шествовала в его кабинет, а примерно час спустя появлялись, бормоча что-то о звонках в Вашингтон, округ Колумбия, или в Токио. Мистер Гупник, казалось, работал двадцать четыре часа в сутки, если не считать того времени, что проводил с Натаном.

Иногда я провожала глазами Агнес, которая посреди дня закрывала за собой дверь гардеробной комнаты — предположительно единственного места, где она могла уединиться, — и задавала себе вопрос: а была ли эта квартира хоть когда-нибудь просто домом?

Вот потому-то, решила я, они и исчезают на время уик-энда. Хотя, конечно, и в загородном доме, по идее, должна быть прислуга.

— Не-а. Это единственный случай, когда ей удалось настоять на своем, — ответил на мой вопрос Натан. — Она велела отдать загородную резиденцию его бывшей жене. И уговорила умерить амбиции и купить взамен что-нибудь попроще: скромный домик на побережье. Три спальни. Одна ванная. И никакого обслуживающего персонала. — Натан покачал головой. — А следовательно, никакой Таб. Агнес далеко не дура.

— Привет!

Сэм был в форменной одежде. Сделав в уме кое-какие прикидки, я поняла, что он только что вернулся после дежурства. Он взъерошил волосы и наклонился к экрану, желая разглядеть меня получше. И как всегда во время наших разговоров после моего отъезда, внутренний голос начал меня донимать: «Зачем ты уехала на другой континент от этого человека?!»

— Ты что, только что пришел?

— Да, — вздохнул Сэм. — Не самый лучший день для возвращения на работу.

— Почему?

— Донна уволилась.

Я не могла скрыть потрясения. Донна — прямолинейная, забавная, невозмутимая — и Сэм были точно инь и ян, она служила ему якорем, голосом разума. Невозможно было представить их друг без друга.

— Что? Почему?

— У ее отца рак. Прогрессирующий. Неоперабельный. Она хочет ухаживать за отцом.

— Боже мой! Бедная Донна! Бедный отец Донны!

— Да. Тяжелая история. А теперь придется ждать и смотреть, кого мне дадут в напарники. Не думаю, что дадут новичка. Ну ты понимаешь, из-за всех моих дисциплинарных взысканий. Полагаю, это будет кто-нибудь с другого участка.

Со времени нашего знакомства Сэма уже дважды разбирали на дисциплинарной комиссии. По крайней мере одно нарушение он совершил из-за меня, и я невольно почувствовала укол совести.

— Тебе будет ее не хватать.

— Ага. — Выглядел Сэм не лучшим образом, и мне захотелось просунуть руку в экран, чтобы обнять Сэма. — Она меня спасла.

Сэм не отличался склонностью к пафосным заявлениям, и эти три слова пронзили мне сердце. Я как сейчас помню ту страшную ночь: Сэм, истекающий кровью после огнестрельного ранения на полу «скорой», и спокойная, собранная Донна, отдающая мне отрывистые приказания. Именно она держала в своих руках до приезда врачей тонкую нить его жизни. Помню кислый, металлический привкус страха во рту и отвратительное ощущение теплой крови на ладонях. Я содрогнулась, отгоняя от себя этот образ. Я не хотела, чтобы Сэму подставлял плечо кто-то другой. Они с Донной были командой. И оба знали, что напарник их не подведет. Хотя вечно подкалывали друг друга.

— А когда она увольняется?

— На следующей неделе. Ее освободили от обязательной отработки с учетом семейных обстоятельств, — вздохнул Сэм. — Ну ладно, теперь давай о хорошем. Твоя мама пригласила меня в воскресенье на ланч. Вроде бы собирается приготовить ростбиф с гарниром. Ой, и твоя сестра попросила меня заглянуть к ней домой. Только не надо на меня так смотреть! Она хотела, чтобы я помог ей слить батареи.

— Ну, началось. Ты реально попал. Моя семья поймает тебя, как венерина мухоловка.

— Как-то странно идти туда без тебя.

— Может, мне стоит вернуться домой? — (Он попытался улыбнуться, но не смог.) — Что?

— Ничего.

— Давай говори.

— Я не знаю… У меня такое чувство, будто я потерял сразу двух любимых женщин.

В горле внезапно встал ком. Между нами повис призрак третьей женщины, которую он потерял, — его сестры, умершей от рака два года назад.

— Сэм, ты не должен…

— Не обращай внимания. Некрасиво с моей стороны.

— Я по-прежнему вся твоя. А разлука — это ненадолго.

— Не думал, что мне будет так тяжело, — устало вздохнул Сэм.

— Теперь я даже не знаю, радоваться мне или огорчаться.