Всё та же я

Я набрала в айпаде имя художника и, к своему облегчению, обнаружила, что его рисунки были реально хорошими: волнистые изображения обнаженной натуры. Тогда я передала Агнес айпад, чтобы она могла сама убедиться, и у нее сразу поднялось настроение.

— И вправду хорошо, — удивленно произнесла она.

— Ага. Если вы сможете сформулировать, что вам хотелось бы получить, он все нарисует, и мы вернемся домой… быть может, к четырем?

«И потом я смогу свалить», — мысленно добавила я.

Пока Агнес прокручивала другие картинки, я послала Сэму сообщение.

Как дела?

Неплохо. Отлично прогулялся. Купил Джейку сувенирную пивную шляпу. Только не смейся.

Как бы мне хотелось сейчас быть рядом с тобой!

Пауза.

Как думаешь, когда тебе удастся освободиться? По моим расчетам, мне нужно выехать в аэропорт около семи.

Надеюсь освободиться к четырем. Оставайся на связи. xxxxx

Из-за вечных нью-йоркских пробок у нас ушел целый час, чтобы добраться до места, адрес которого дал мне Джош: обшарпанного, безликого бывшего офисного здания на задворках промышленного квартала. Гарри остановил машину, презрительно фыркнул и спросил, с трудом повернувшись на сиденье:

— А ты уверена, что это то самое место?

Я проверила адрес:

— По крайней мере, это именно тот, что мне указали.

— Луиза, я пока останусь в машине. Хочу еще раз позвонить Леонарду, — бросила Агнес.

В коридор верхнего этажа выходило множество дверей; некоторые из них были открыты, оттуда грохотала музыка. Я медленно шла вперед, пытаясь отыскать нужный номер. Кое-где стояли банки с белой эмульсионкой. Наконец я увидела через распахнутую дверь женщину в мешковатых джинсах, натягивающую холст на гигантский деревянный подрамник.

— Привет, вы, случайно, не знаете, где Стивен?

Она выпустила из обойного пистолета очередь металлических скрепок, после чего ответила:

— Номер четырнадцать. Но похоже, он вышел за едой.

Номер четырнадцать был в дальнем конце коридора. Я постучалась, неуверенно толкнула дверь и вошла внутрь. Студия была заставлена полотнами, на двух огромных столах стояли липкие подносы с масляными красками и исписанными пастельными карандашами. На стенах висели крупногабаритные картины, на которых были изображены женщины различной степени обнаженности. В воздухе пахло краской, скипидаром и застарелым запахом табака.

— Здравствуйте.

Обернувшись, я увидела какого-то мужчину с белым пластиковым пакетом. Лет тридцати, черты лица правильные, хотя взгляд слишком пронзительный, подбородок небритый, одежда практичная, но мятая, словно ему было наплевать, что носить. Одним словом, он походил на модель из эзотерического модного журнала.

— Привет. Я Луиза Кларк. Мы с вами говорили по телефону. Ах нет, не говорили. Ваш друг Джош сказал, что я могу прийти.

— О да. Вы хотите купить рисунок.

— Не совсем так. Мне нужно, чтобы вы сделали рисунок. Совсем маленький.

Он сел на табурет, открыл картонку с лапшой и начал есть, стремительно забрасывая лапшу в рот чопстиками. Тогда я сделала новый заход:

— Это для благотворительности. Художники рисуют эти дудл… маленькие открытки, — поправилась я. — И вероятно, многие известные художники Нью-Йорка рисуют их для других людей, так что…

— Известные художники, — повторил он.

— Ну да. Вероятно, это не тот случай, когда можно нарисовать картинку самому, и Агнес, моя хозяйка, хочет, чтобы ей нарисовали нечто выдающееся. — Мой голос звенел от волнения. — Я хочу сказать, это не займет много времени. Нам вовсе не нужно нечто затейливое… — Он смотрел на меня, и я начала запинаться и наконец неуверенно пискнула: — Мы… Мы можем заплатить. Хорошо заплатить. И это для благотворительности.

Пристально глядя на картонку, он закинул в рот очередную порцию лапши. Я стояла у окна в ожидании приговора.

— Ага, — прожевав, произнес он. — Я не тот, кто вам нужен.

— Но Джош говорил…

— Вы хотите, чтобы я создал нечто такое, что может потешить эго некой особы, которая не умеет рисовать, но не хочет потерять лицо перед другими дамами, которые обедают… — Он покачал головой. — Вы хотите, чтобы я нарисовал вам поздравительную открытку.

— Мистер Липкотт, пожалуйста. Я, наверное, плохо объяснила. Я…

— Вы все отлично объяснили.

— Но Джош говорил…

— Джош ничего не говорил насчет поздравительных открыток. Терпеть не могу все эти благотворительные обеды и прочее дерьмо.

— Я тоже. — В дверях стояла Агнес. Она осторожно вошла в студию, глядя себе под ноги, чтобы не наступить на тюбик с краской или валявшиеся на полу клочки бумаги. Затем протянула тонкую бледную руку: — Агнес Гупник. Я тоже ненавижу все это благотворительное дерьмо.