Я прошла еще пять кварталов, постепенно начиная осознавать, что здесь отнюдь не тот район, где можно запросто заглянуть в бакалейную лавку. В свое время я представляла себе нью-йоркские закусочные на каждом углу, с хамоватыми официантками и мужчинами в белых шляпах с плоской тульей и загнутыми полями, но все вокруг было настолько помпезным и гламурным, что не приходилось рассчитывать найти за этими дверями омлет с сыром или кружку горячего чая. Мне попадались навстречу в основном туристы или затянутые в лайкру, отгородившиеся от мира наушниками заядлые любители бега, которые ловко обходили стороной недовольных бомжей со злобными глазами и морщинистыми серыми лицами. Наконец я наткнулась на большой сетевой кофе-бар, где, похоже, собиралась половина нью-йоркских ранних пташек. Они таращились в айфоны или кормили неестественно жизнерадостных малышей под лившуюся из настенных динамиков поп-музыку.
Я заказала капучино и маффин, который бариста, не дав мне открыть рот, разрезал пополам, подогрел и намазал маслом, причем все это не отрываясь от увлекательной беседы с коллегой о бейсболе.
Расплатившись, я села с завернутым в фольгу маффином и откусила небольшой кусочек. Даже если не учитывать сосущее чувство голода, вызванного синдромом смены часовых поясов, это была самая восхитительная еда, какую я когда-либо пробовала.
Я, наверное, с полчаса смотрела в окно на утренний Манхэттен, во рту стоял вкус тающего маслянистого маффина и обжигающего крепкого кофе, а в голове крутились сумбурные мысли. Мой обычный внутренний монолог.
И тут буквально на ровном месте две женщины за соседним столом устроили кулачный бой. Брызги кофе и кусочки выпечки летели во все стороны. Баристы оперативно бросились разнимать хулиганок. Отряхнув крошки с платья и закрыв сумку, я решила, что, пожалуй, пора возвращаться в спокойствие и тишину «Лавери».
Глава 2
Когда я вернулась в «Лавери», Ашок сортировал кипы газет, складывая их пронумерованными стопками. Он с улыбкой выпрямился:
— Ну, здравствуйте, мисс Луиза. Как вам первое утро в Нью-Йорке?
— Потрясающе! Спасибо.
— А вы напевали «Let the River Run», когда шли по улице?
Я остановилась как вкопанная:
— Как вы догадались?
— Все так делают, впервые оказавшись на Манхэттене. Черт, я и сам иногда пою это по утрам, а уж я-то точно не похож на Мелани Гриффит.
— А разве тут поблизости нет никаких бакалейных лавок? Я все ноги стоптала, чтобы выпить кофе.
— Мисс Луиза, почему же вы мне не сказали?! Идите за мной! — Он махнул рукой куда-то за стойку и, открыв дверь, провел меня в темный офис, его обшарпанная, неряшливая обстановка резко контрастировала с мрамором и латунью парадного вестибюля. На столе стояли мониторы камер наблюдения, между ними — старенький телевизор, большой гроссбух, а еще кружка, книжки в бумажной обложке и целая экспозиция фотографий сияющих беззубых детишек. За дверью приютился допотопный холодильник.
— Вот. Берите. Отдадите потом.
— А что, все консьержи это делают?
— Никто не делает. Но «Лавери» — это особая статья.
— Тогда куда люди ходят за продуктами?
Он поморщился:
— Мисс Луиза, люди в этом доме вообще не ходят за продуктами. Они даже
Я собралась было спросить его насчет Иларии и миссис Гупник, которая, оказывается, вовсе не миссис Гупник, а также о семье, с которой мне придется познакомиться, но он уже отвернулся от меня, устремив взгляд в коридор:
— Доброго вам утра, миссис Де Витт!
— Что все эти газеты делают на полу?! Это место похоже на убогий газетный киоск! — Крошечная тщедушная старушонка раздраженно фыркнула, глядя на кипы «Нью-Йорк таймс» и «Уолл-стрит джорнал», которые Ашок не успел распаковать.