Всё та же я

Я очень серьезно подошла к выбору одежды, остановившись на бирюзовой блузке в китайском стиле, черной шерстяной юбке-брюках и красных балетках. Процесс создания образа, не требующего непременных футболки поло и нейлоновых слаксов, помог снова почувствовать себя человеком. Волосы я заплела в две косички, скрепленные сзади маленьким красным бантиком, а в качестве завершающего штриха надела подаренные Лидией солнцезащитные очки и сережки в виде статуи Свободы, против которых не смогла устоять, нарыв их в дешевом сувенирном ларьке.

Неожиданно я услышала в вестибюле какой-то шум. И у меня сразу возник вопрос: чем еще недовольна миссис Де Витт? Но, завернув за угол, я поняла, что громкий голос принадлежит молодой азиатке, которая совала Ашоку какого-то младенца:

— Ты сказал, это мой день. Ты обещал. Мне нужно идти на марш!

— Не могу, детка! Винсент взял выходной. А кто-то ведь должен отвечать за вестибюль.

— Тогда твои дети вполне могут посидеть здесь, пока ты будешь работать. Ашок, я пойду на этот марш. Я им нужна.

— Я не могу присматривать здесь за малышами!

— Детка, библиотеку собираются закрыть! Тебе понятно? Ты понимаешь, что это единственное место с кондиционером, куда я могу летом пойти? Единственное место, где я могу чувствовать себя нормальным человеком! Скажи, куда еще в Вашингтон-Хайтсе я могу сходить с детьми, если восемнадцать часов в день совершенно одна?

Заметив, что я топчусь рядом, Ашок поднял на меня глаза:

— Ой, здравствуйте, мисс Луиза.

Женщина обернулась. Уж не знаю, какой я представляла себе жену Ашока, но явно не энергичной молодой женщиной с длинными вьющимися волосами, в джинсах и бандане.

— Доброе утро.

— И вам того же. — Она снова повернулась к Ашоку. — Детка, я не собираюсь это больше обсуждать. Ты сказал, суббота моя. Я иду на марш протеста в защиту ценного социального объекта. И точка.

— На следующей неделе будет другой марш.

— Давление не должно ослабевать! Ведь муниципалы распределяют бюджет именно сейчас! Если мы не выйдем на улицу, в местных новостях о нас ничего не скажут и муниципалы решат, что всем наплевать. Детка, ты знаешь, как устроен механизм связей с общественностью? Знаешь, как устроен этот мир?

— Я потеряю работу, если мой босс спустится сюда и увидит троих малышей. Папочка любит тебя, Надия. Очень любит. Не плачь, солнышко. — Он поцеловал младенца, сидевшего у него на руках, в мокрую щеку. — Но папочке нужно сегодня работать.

— Все, детка. Я пошла. Вернусь сразу после полудня.

— Не уходи! Не смей… Эй!

Но она уже зашагала прочь с поднятой вверх раскрытой ладонью, пресекая все дальнейшие возражения, и остановилась лишь для того, чтобы поднять оставленный у дверей плакат. И словно по взмаху дирижерской палочки, все трое ребятишек дружно заревели. Ашок едва слышно выругался.

— Проклятье! И что мне теперь прикажешь с ними делать?!

— Я помогу, — произнесла я, прежде чем успела подумать, во что ввязываюсь.

— Что?

— Дома никого нет. Я возьму их наверх.

— Вы серьезно?

— По субботам Илария навещает сестру. Мистер Гупник в клубе. Усажу их перед телевизором. Разве это так трудно?

Ашок внимательно на меня посмотрел:

— Мисс Луиза, у вас ведь нет детей, да? — Опомнившись, он сказал: — Эх, вы меня здорово выручите! Если мистер Овиц увидит тут этих трех спиногрызов, то уволит меня, не дав и рта раскрыть… — Он задумался.

— Неужели уволит?

— Вот именно. Давайте я поднимусь с вами. Объясню, кто есть кто и кто что любит. А ну-ка, ребятня, вас ждет увлекательное приключение наверху с мисс Луизой! Правда, круто?

Дети подняли на меня мокрые, замурзанные мордашки. Я лучезарно улыбнулась. А они, не сговариваясь, снова пустились в рев. Если у вас вдруг случится приступ меланхолии, вы почувствуете себя оторванной от дома и вас будут терзать сомнения по поводу любимого человека, очень рекомендую вызваться присмотреть за тремя чужими детишками, причем двое из них еще не умеют самостоятельно ходить в туалет. Фраза «живи моментом» по-настоящему обрела смысл, когда мне пришлось отлавливать уползающего младенца в угрожающе мокром памперсе, который волочился по бесценному обюссонскому ковру, и одновременно пресекать попытки четырехлетнего малыша гоняться за перепуганным котом. Среднего ребенка, Абхика, удалось утихомирить печеньем, и я усадила его перед телевизором в комнате отдыха, где он смотрел мультики и, пока я пыталась загнать двух остальных на те же двадцать квадратных футов, самозабвенно засовывал крошки пухлыми ручонками в слюнявый рот. Детишки были занятными, и милыми, и подвижными, и утомительными; визжащими, и улепетывающими, и постоянно налетающими на мебель. Вазы опасно раскачивались, книги падали с полок и поспешно запихивались мной назад. Воздух был наполнен шумом и различными, не слишком приятными запахами. В какой-то момент я просто уселась на пол, схватив двух малышей за пояс, в то время как Рачана, старшенькая, тыкала мне в глаз липкими пальчиками и смеялась. Я тоже смеялась. Это казалось даже забавным, поскольку, слава богу, должно было скоро закончиться.