Напрасно Ди так долго пренебрегал своими домашними обязанностями, слишком увлекся тем, что происходит снаружи… Вот папа и мама ни за что бы такого не допустили.
- Вас кто-то попросил это сделать, Феликс? - Ди облизал зубчики вилки, смутно сожалея, что нельзя поступить так же и с тарелкой, и теперь мелкими глотками смаковал подсоленную воду.
- Да, сэр. Та женщина, сэр. Насти.
- Насти? - Ди не помнил значения этого слова, но совершенно точно знал, что в каких-то древних языках оно употреблялось как ругательство. Nasty. Не похоже на Феликса - инвективить, к тому же в адрес женщины.
- Женщина-дровосек, сэр.
Ди опустил граненый стакан на столешницу прямо-таки с неприличным стуком. И даже не извинился: изумление выбило из него правила человеческого этикета.
- Что?
Видимо, личности донны Лючии не просто смешивались, во всех смыслах этого слова. Как бы не оказалось, что каждая из них параллельно еще и сходит с ума - по отдельности, по-своему.
- Ну как же, сэр. - Феликс отставил поднос, воздел к Ди бесхитростный взор: - Ваша садовница. У нее топор и газонокосилка.
Ди сглотнул и откашлялся.
- Вы говорите о Настасье Филипповне?
- Да, сэр! - обрадовался Феликс. - У нее такое трудное имя. Сэр.
- А она… гм… не пояснила, для чего ей чечевица?
- Пояснила, сэр. Сказала, что религия запрещает другой даме… как же это было?.. обращаться с просьбами к постороннему мужчине, сэр.
- Ах вот оно что, - протянул Ди. Хорошо, что он покончил с ужином. Иначе от таких новостей мог бы пропасть аппетит. - И как давно… вернее - почему же Настасья Филипповна не обращалась к вам за чечевицей раньше?
- Полагаю, потому что раньше они не были знакомы с той дамой. Или ей не нужна была чечевица, сэр.
- Ясно.
Ясно было лишь, что Настасья Филипповна начала общаться с Фрумой-Дворой относительно недавно. То есть безумие прогрессирует. Некоторое время Ди следил за тем, как пятничная личность донны Лючии сортирует зерно, и вдруг сообразил, что они сидят почти в полной темноте.
- Феликс, вам хорошо видно?
Пальцы застыли в воздухе. Донна Лючия напряглась и, кажется, перестала дышать. Ди смотрел на происходящее с каким-то вялым интересом, хотя раньше непременно бы уже попытался взять контроль над ситуацией. Действительно, что такое слабая пожилая женщина по сравнению с двумя бандами вооруженных фанатиков в подземном тоннеле…
- Н-н-нх-ха… - Домработница с натужным стоном выдохнула через рот и запрокинула голову. Вплетенные в афрокосички ракушки нестройно щелкнули друг о друга. Ди впервые задумался: а кто их, собственно, плетет и расплетает? Ведь афрокосички тоже появились не так давно… Кстати, та еще морока, даже Никки никогда так не мучало свои платиновые парики…
- Феликсу плохо видно.
Ди подобрался на сиденье: этот голос не был ему знаком.
- Феликс устал.
Светлеющее в сумраке горло ходило ходуном, выталкивая слова:
- Они все устали… так устали, что стали… стали усталее стали… и перестали… встали… встали…
Донна Лючия стекла с табурета, задев рукой кучку отбракованной чечевицы. Зерна посыпались с негромким шорохом, прошуршали по полу в разные стороны, и снова все стихло. Только тяжело дышала донна Лючия. Спина ее теперь была неестественно выпрямлена, голова склонена набок, глаза закрыты.
- Феликс? - осторожно попробовал Ди через четверть часа. За это время он переместился к выходу, уплотнил кожу, прислонился к косяку. Утомленность и сон исчезли, Ди чувствовал себя свежим и бодрым. И еще - непривычно легким внутри. Как будто избавился от чего-то весомого и ненужного. Нет, не так: переставшего быть нужным.
- Die Wahrheit ist wie ein Gewitter, - отозвалась домработница хрипло. И, прокашлявшись, добавила: - Es kommt zu dir, du kannst es horen.
“Истина - словно гроза. Она идет к тебе, ты ее слышишь”.
- Герр Линденманн?
- Здравствуйте, мистер Грей.
Ди автоматически кивнул.
- Как ваши дела, мистер Грей?
- Неплохо, - отозвался Ди, ощущая на своих губах кривую улыбку. - Неплохо для пятницы, герр Линденманн.
- Эм-м… Я не вовремя?
- Я всегда рад вас видеть.
- Прошу прощения. - Воскресная личность донны Лючии вытянула руки по швам, пристукнула каблуками. И, выдержав паузу, робко спросила: - Сейчас ночь?
- Можете вытащить свечи, - снисходительно отозвался Ди. Любопытство разгоралось в нем все сильнее. - Я знаю, где вы их прячете.
Герр Линденманн вслепую зашарил за печью, что-то бормоча себе под нос. Ди напряг слух - ему показалось, что голос разделился на два, - но герр Линденманн захлопнул рот и, нащупав столешницу, установил два подсвечника: свой, самодельный, с замусоленным огарком свечи, и тот, странный, с множеством чашечек и при этом плоский - Ди называл его не иначе как “канделябр”.
- Откуда это у вас, герр Линденманн?
- Менора? О, мистер Грей, это принесла та ленивая фрау, которая всегда хотела субботу.
- По-вашему, Фрума-Двора ленива?
- Она отказывалась работать, - отрезал герр Линденманн, переставляя собранную со стола посуду в раковину. Ди настаивал, чтобы родительский фарфор не смели загружать в моечную машину.
- Религиозные убеждения, герр Линденманн, не всегда позволяют нам выбирать.