Всё закончится на берегах Эльбы

А за океаном один американский экономист пригрозил странам-союзницам, что если они не перестанут тянуть из Германии деньги, и будут дальше способствовать её обнищанию, то рано или поздно немецкий народ отомстит им.

— Боюсь, — прокомментировал эту реплику профессор Метц, когда прочёл её в газете, — когда мы действительно захотим отомстить, у нас совсем не останется денег. Чтобы выплатить 132 миллиарда золотых марок, министерству финансов придётся изобрести способ трансмутации.

Последующие месяцы показали, как горько обернулась эта шутка. В Веймарской республике действительно объявились алхимики. Один из них, бывший баварский жестянщик, объявил, что периодическая система химических элементов никуда не годится, ибо в ней не учтены ещё сто элементов, двенадцать из которых легче водорода. Но поскольку только алхимик знает, что к чему, он готов превратить свинец в золото. И ведь нашлись люди, кто поверил ему, потому как в те тяжёлые дни для них не осталось ничего, во что ещё можно было верить. После скачка инфляции, когда за месяц марка обесценивалась в пятьдесят раз, в предприятие баварского алхимика поверили многие промышленники. Ему ссужали немалые деньги на разработку метода трансмутации. А потом алхимик исчез где-то в Италии, вместе со своим методом, золотом и деньгами промышленников.

Семью Метцев-Гольдхагенов инфляция не довела до полного разорения лишь благодаря помощи августейшего пациента. По рекомендации принца Вальдемара, за консультацией к профессору обратилась его двоюродная сестра, принцесса Феодора. Как и мать, она страдала от порфирии, ещё одного наследственного недуга Ганноверов, которые с недавних пор стали именовать себя Виндзорами. Профессор ожидал встретить послушную пациентку, но вместо этого столкнулся с каким-то необъяснимым упрямством. Сорокачетырёхлетняя принцесса желала немедленного исцеления, но вместе с этим пренебрегала курсом лечения, что прописал ей Метц. А ведь профессор даже не стал говорить впечатлительной особе, что в состав изготовленных им пилюль входит высушенная человеческая кровь, так необходимая тяжело больным порфирикам.

В связи со всеобщим безденежьем, желающих сдать кровь стало в разы больше. Теперь профессору не было нужды искать доноров для Лили или принца Вальдемара. Они приходили в его дом сами, и в таком количестве, что многим жертвователям крови приходилось отказывать. Узнав американский секрет консервации крови, профессор Метц стал активно применять его для нужд Лили. Жаль лишь, что раствор цитрата натрия и глюкозы не позволял хранить кровь больше двух-трех дней.

С трудом, но за четыре года Сандра привыкла к бессоннице и кровопийству Лили. По её расчётам, покупать у доноров кровь оказалось выгоднее, чем простую пищу на рынке. Четыре процедуры переливания в месяц для Лили обходились куда дешевле, чем пропитание одной лишь Сандры за тот же срок.

Графиня Альнхафт разочаровалась в продуктовой ситуации, а заодно и в жизни, когда ей пришлось отдать крестьянке единственную фамильную ценность — перстень с изумрудом в обмен на мешок картошки. После такого нравственного потрясения графиня прожила лишь две недели и скончалась от внезапного удара. На последнюю наличность её похоронили в дубовом гробу, а на могиле установили надгробный памятник.

Глядя на то, как финансы семьи неумолимо тают, Сандра посчитала, что на четырёх членов семьи приходится только двое работающих, и потому задумала устроиться на службу. Она даже записалась на курсы машинисток-стенографисток, куда звала и Лили, но та лишь уклончиво отказалась, сказав, что для учёбы и работы у неё совсем нет времени. Понимания со стороны отца девушка тоже не встретила.

— Сандра, дочка, подумай хорошенько, нужно ли тебе работать?

— Мы теперь живем в республике, — уверенно отвечала она, — а у республики есть конституция. Там написано, что женщины и мужчины равны перед законом и в правах и в обязанностях.

— Ох, девочка моя, — вздохнул отец, — конституцию можно написать за месяц. А на то, чтобы изменить сознание людей, потребуются годы.

— Ты боишься, что работая, я опозорю семью?

— Что ты такое говоришь?.. Я совсем не об этом хотел сказать.

— А о чём тогда?

— Видишь ли, — тяжело вздохнул профессор, — служба, где бы то ни было, не призвание женщины. Её призвание — дом и семья. Когда у меня родятся внуки, ты это и сама поймешь, и забудешь про все эти блокноты и печатные машинки.

— Но у нас с Даниэлем ещё нет детей, — упрямо заявила Сандра, — а если будут, чем мы их будем кормить?

— Нет-нет, ты совсем меня не хочешь понимать, — покачал он головой. — У твоей тёти Иды была работа, в которую она погрузилась без остатка. Она отдала ей молодость, и даже жизнь. И у неё так и не появилось ни семьи, ни детей. Ида осталась только в нашей памяти, но род свой продолжить она не смогла. Вот чего я не хочу для тебя. Понимаешь?

— Нет, — упрямо заявила Сандра. — Она не создала семью не потому, что много работала, а потому что всю жизнь любила одного человека.

— Что за глупость? — удивился профессор. — С чего ты это взяла?