Всё закончится на берегах Эльбы

Но у Сандры не получалось. Всё услышанное казалось ей распутством, а родная сестра — легкомысленной дурой, раз на полном серьёзе предлагала ей завести интрижку в ратуше. А может она просто хотела, чтобы Сандра окончательно рассталась с Даниэлем? Но зачем, ведь Лили он уже лет десять как не был нужен. Хотя нет, ведь была же между ними та искра, что испортила Сандре и брак и жизнь. Но и она, видимо, затухла очень давно. А может и не затухла, может, пока Сандра не видит и не знает, Лили и Даниэль по-прежнему время от времени «просто разговаривают». Тогда понятно, почему Лили не нужен вечно отсутствующий Отто, если рядом всегда есть Даниэль. И пускай, Сандре уже давно перестало быть интересным, где, с кем и что делает её законный супруг. В ратуше у неё появилась новая, своя жизнь, где она была нужна и полезна многим людям. А дома Даниэль уже долгие годы не прикасался к Сандре, а все разговоры между ними давно стали формальными и слова «люблю» она от него больше не слышала.

После того разговора с Лили Отто Верт резко перестал нравиться Сандре. Если раньше она пребывала в блаженной уверенности, что Отто вхож в их дом исключительно из желания присоединиться к их семье, то теперь она видела в бойком журналисте лишь любителя потрепать языком и время от времени поразвлечься с её сестрой. Совершенно ненадёжный мужчина, вполне под стать своему приятелю-крысоводу.

Когда Отто снова пришёл в гости, Сандра демонстративно покинула гостиную и заперлась в спальне. Но Отто этого даже не заметил, ведь рядом с ним была Лили.

— Ты слышала, что сегодня произошло на монетном дворе?

— Нет. Но наверняка это просто сенсация, — заливисто рассмеялась она.

— Безусловно. Помнишь, того алхимика, что сбежал в Италию с денежками наших финансовых воротил?

— Да-да, — наморщив носик, подтвердила она. — Таузенд, ведь так?

— Именно. В своё время ему поверил даже Людендорф. Хотя, он и в «пивной путч» поверил, что взять со старика?

— Кажется, Таузенда недавно арестовали.

— Ещё как арестовали. И, разумеется, он не признаёт своей вины. Он так допёк суд заверениями, что умеет делать золото, что сегодня его отвезли на монетный двор, раздели догола, обыскали и дали крохотный кусочек свинца. И Таузенд-таки превратил его в золото!

— Как?! — ахнула Лили, не ожидая такой развязки.

— Прессу на эксперимент не пустили, поэтому о подробностях я тебе ничего не могу рассказать, как бы ни хотел. Но факт есть факт — трансмутация произошла. В куске свинца насчитали 95 миллиграммов золота и 25 серебра. Все в шоке — полицейские, прокурор, следователь, даже директор монетного двора. Он сказал, что лучше бы эксперимент провалился, ибо теперь он не сможет спокойно спать.

— Так что же, Таузенда теперь отпустят?

— Ну что ты, Лили. Ты слишком хорошо думаешь о баварском правосудии. Золото и серебро, конечно, Таузенд трансмутировал. Но куда он дел порученный ему капитал? Лично я думаю, что телепортировал прямиком в Женеву. В какое-нибудь банковское хранилище. А знаешь, что самое интересное в этом деле?

— Просвети.

— Если бы предприятие Таузенда о массовой штамповке золотых слитков выгорело, то доход с него имело бы уйма людей, тех, что вложили свои капиталы.

— Отто, — кокетливо протянула Лили, — я не такая дурочка как кажусь. Я поняла, что эти люди акционеры, и им полагались проценты с прибыли.

— Но ты не знаешь, кто должен был получить три четверти всего дохода.

— Таузенд.

— Не угадала.

— А кто?

— Национал-социалисты. — На изумленный взгляд Лили Отто развел руками. — Таков договор алхимического акционерного общества.

— Бог ты мой — отложив газету, проворчал профессор, слушавший весь этот диалог в углу комнаты. — До чего мы дожили. Политические экстремисты надеются разжиться деньгами на трансмутации золота. Это просто уму непостижимо. А я был уверен, что сейчас на дворе не XV век.

— Разумеется, профессор, — тут же переключил на него внимание Отто, — сейчас царит век восторжествовавшего материализма, но куда ни глянь, всюду найдутся оккультисты. Что и говорить, наверное, грядут последние времена, раз даже у Люцифера появился в Лондоне свой трест.

— Как это? — удивилась Лили, и тут же улыбнулась. — Отто, ты опять шутишь.

— Вовсе не шучу, я серьёзен как никогда. Теософы учредили свою просветительскую организацию и назвали её «Трест Люцифера». Правда, потом они опомнились и переименовали её в «Трест Люци», но суть от этого не изменилась.

— Так чем же занимается этот трест?

— Понятия не имею. Наверное, распространяет книги теософских авторов, организовывает лекции, в общем, несёт теософию в массы. Дело мадам Блаватской живёт и процветает. Оно даже успело обогнуть земной шар и вернуться к истокам.

— В лечебницу для душевнобольных? — недовольно поинтересовался профессор, мысленно упрекнув себя, что начинает говорить как покойный дед.

— Нет, я имею в виду Советскую Россию. Вы слышали о художнике Рёрихе?

— Весьма смутно, кажется, он эмигрировал из-за разногласий с советской властью.

— Ваши сведения, профессор, безнадежно устарели. Теперь он с этой властью очень даже дружен.

— Правда? С чего бы это?