Всё закончится на берегах Эльбы

— Его партии и так помогают в исчислимом денежном эквиваленте. Если мои расчёты верны, то партия национал-социалистов за последние пару лет потратила шестьдесят миллионов марок, это как минимум. Максимум двадцать пять из них это партийные взносы. А откуда взялись ещё тридцать пять — крайне занимательный вопрос. Кирдорф, этот рурский магнат, говорил, что отчисляет партии по пять пфеннигов с тонны угля. Это двенадцать миллионов за два года. Но Кирдорх поклонник нацистов. Другие промышленники так не поступают. Максимум что с них мог получить Хитлер, это миллион, на большее они не расщедрятся. Остаются двадцать два миллиона, и я не знаю, кто их дал.

— Может ты ошибся в расчётах затрат?

— Ошибся? Да скорее всего я их непростительно преуменьшил. Ты видела эти толпы штурмовиков? А их форму? Ты только представь, сколько нужно денег на пошив формы тысячам человек? А ещё выдать им зарплату. Сейчас люди ведь не просто так идут в штурмовые отряды, они знают, что там им дадут денег за то, что они будут личной хитлеровской армией. И это при нынешней-то безработице. Слышишь, Данни, может тебе записаться в штурмовой отряд, подзаработать? Хотя, нет, кажется, тамошняя публика из-за чего-то недолюбливает евреев.

— Я не еврей, — недовольно буркнул тот, — я не знаю ни идиша, ни ладино, только немецкий, потому что меня воспитывали как немца. Немец я и есть. И к синагогам я никогда и близко не подходил. Я атеист, понимаешь?

— Да ладно тебе, ладно. Атеист, так атеист, — отстал от него Отто, снова переключившись на волнующую его тему. — И всё-таки, Хитлер гениальный человек, раз придумал привлекать людей на свою сторону трудоустройством. И богатый… Двадцать два миллиона…

— Не может быть, чтобы у тебя не было версии, — не отставала от него Лили.

Немного помедлив, Отто пространно изрёк:

— А ты знаешь, почему политикам запрещено получать пожертвования из-за границы?

— Нет. А почему?

— Потому что под маской сочувствия, как правило, оказываются заинтересованные лица. И однажды они заставят подкупленного политика отрабатывать гонорар.

После этого разговора Отто пропал из города на два месяца и по возвращении тут же примчался в дом Метцев-Гольдхагенов.

— У меня просто сногсшибательная информация! — Одним махом Отто осушил чашку горячего кофе, даже не заметив этого, а после возбуждённо поведал, — В 1923 году, перед самым путчем Хитлер был в Цюрихе. И привёз оттуда немалые деньги. Во франках и долларах!

— А зачем швейцарцам давать ему деньги? — спросила Лили, ибо сидящего рядом Даниэля Цюрих абсолютно не интересовал.

— В том то и дело, что не швейцарцы. Швейцария — это глобальный финансовый центр. Деньги стекаются туда со всего мира и расходятся по всем страны. К тому же Швейцария вечный нейтрал. Там нет заинтересованных сил, там есть только обслуживающий персонал.

— Ну, так кого он обслуживает? — не выдержала Лили. — Не томи, а то я умру от любопытства.

— Это серьёзно, Лили, понимаешь, — предупредил её Отто и внимательно посмотрел на девушку, — если я ошибусь, это может стоить мне карьеры.

— Я никому ничего не скажу, — заверила его Лили. — И Данни тоже, правда?

Гольдхаген только кратко кивнул, после чего Отто вкрадчиво продолжил свой рассказ:

— У меня есть источник, приближенный к Хитлеру. Он сам журналист, вернее хочет, чтобы все так думали, особенно я. Недавно мы заговорили с ним о заграничных поездках. Он сказал, что в начале двадцатых годов часто бывал в США. И мне так же достоверно известно из независимого источника, что он курьер и через него идут некие финансовые потоки к национал-социалистам. Я не знаю их истинные объемы, но судя по секретности, с которой всё обставлено, подозреваю, что немалый. К тому же, помнишь, как в начале двадцатых штурмовики собирали пожертвования для партии?

— Да, они ходили с кружками для мелочи. Кто-то даже им что-то давал. А потом был путч…

— Не видишь странности?

— Нет. А что не так?

— Да ты вспомни, что творилось семь лет назад. Помню я из издательской кассы со всех ног бежал со своим жалованием в столовую, чтобы успеть заказать обед пока через час цены не поднимут в десять раз.

— Ах, точно. Я уже начала забывать, как мы следили за курсом доллара каждый день.

— Успела привыкнуть к красивой жизни, — констатировал Отто. — А представь, что происходило в такой нездоровой финансовой атмосфере с партийной казной.

И, догадавшись, Лили воскликнула:

— Так она должна была обесцениваться каждый день!

Не без удовольствия Отто согласно кивнул и тут же заметил:

— А штурмовики не выглядели голодранцами.

— И, правда, почему?

— Валюта. Лет семь назад только валюта имела ценность, но никак не марка. А в Германии водились только марки. Стало быть…

— Ты всерьёз считаешь, что национал-социалистов финансировали из-за границы?

— Почему же «финансировали»? Думаю, их и сейчас щедро одаривают.

Когда домой после службы в ратуше вернулась Сандра, она не очень-то обрадовалась присутствию Отто Верта. А он и вовсе не обратил внимания на её появление, продолжая и дальше разоблачать нелюбимую им партию.