Всё закончится на берегах Эльбы

— Да все куда проще, — махнул рукой командир. — Никто не думал, что война затянется. Рассчитывали разделаться с Советами до ноября. Но вы же видите, как всё получилось. Уже январь, а теплую форму ещё не всем успели пошить. Вы же наверняка знаете, как в последние годы тяжело с одеждой в тылу.

Сандра помрачнела. Она не знала, как реагировать на услышанное. Казалось, что во власти засели полные идиоты, не способные на длительное стратегическое планирование. Тогда зачем воевать, если для этого нет ресурсов? Зачем превозносить в собственных речах немецкого солдата и тут же подвергать его пытке холодом?

Она всё думала и размышляла, а снаружи солдаты с покрасневшими, облепленными снегом лицами ежились и застывали словно сосульки. Прибыв на место, офицеры не досчитались с десяток бойцов. Это не было дезертирством. Когда снег сыплет с неба и, подхваченный суровым ветром, окутывает белой пеленой всё вокруг, очень лёгко остаться в снежной пустыне навсегда. Десять человек и остались — заблудились, не нашли заметённых следов тех, кто шёл впереди, сбились с пути, увязли в сугробах по пояс и не смогли больше сдвинуться с места. Они погибли на войне, так и не испытав себя в сражении.

Для Сандры наступил первый боевой день. Вдали гремела артиллерия, и раздавались взрывы, а она тихо сидела в сторонке, пока в штабе кипела суета. Клаус контролировал работу аппаратуры в штабе, связисты успели проложить кабель до передовой, и теперь командир батальона слушал донесения командиров рот, а Сандра лишь заполняла под диктовку журнал боевых действий.

Когда бой был окончен, из рот стали приходить офицеры и подавать список павших и раненых. Сандра перебирала личные дела, выкладывая на стол папки с именами тех, кого занесли в «невосполнимые потери». Она пришла в замешательство, когда поняла, что полка с личными делами опустела наполовину.

— Но ведь, — с лёгкой дрожью в голосе произнесла она, — половина… они погибли и ранены. Так много… Разве это нормально?

— Что вы хотите, госпожа Гольдхаген, — отвечал ей офицер, — идёт война, а мы в её авангарде. Срок службы в элитных формированиях недолог.

— Элитных? — Такая характеристика батальона только покоробила Сандру.

— Конечно, — без тени сомнения отвечал ей офицер, — отдать жизнь за Германию, чем вам не почётный долг?

— Но как же тогда быть дальше? Половина…

— Не волнуйтесь, у имперской армии нет недостатка в провинившихся. Скоро прибудет пополнение.

Поспорить с этим было сложно — война есть война, у неё свои законы. Но даже с испытательным батальоном эти законы были слишком строги. Стоило только окончиться одному сражению и на рубеже наступало затишье, как батальон тут же перебрасывали на другой участок фронта, в самую гущу нового боя. Снова марш сквозь жестокие холода, снова отмороженные ноги и носы, снова потеря половины личного состава в очередной мясорубке, снова пополнение, и снова множество смертей. Никаких отпусков и отдыха, только война на износ, война и ещё раз война. Элитные войска — ненужные люди, которых не жалко бросить на штык противника.

Когда Сандра видела, как к штабу доставляли носилки с ранеными, то не могла удержаться, чтобы не помочь санитарам.

— Я знаю сестринское дело, — говорила она и в подтверждение своих слов умело накладывала повязки на кровоточащие раны.

Но зов крови быстро возобладал над чувством милосердия, и Сандра встречала новую партию искалеченных бойцов с одной конкретной целью: улучить момент и поцеловать забывшегося от боли солдата в окровавленный лоб или приложиться губами к открытой ране — лишь на несколько секунд, чтобы аккуратно вкусить самую малость крови и не испачкать лицо и одежду, прежде чем прибудет санитарный грузовик и всех раненых увезут в тыловой госпиталь. Оказывается, в войне и чужих страданиях можно найти выгоду и для себя, хоть и очень сомнительную. Кровь раненых была полна адреналина, агрессии и страха. Она сдавливала ссохшийся желудок, прожигая его своей горечью и будя дикие порывы, кои сложно было унять. Ещё год назад Сандра посчитала бы это потерей всего человеческого внутри себя. Теперь она называла это выживанием.

33

Русская зима готовилась принять капитуляцию армии Тысячелетней Империи. Сорокоградусные холода замораживали смазку в орудиях, сковывали двигатели и моторы. Единственным ходовым транспортом оказались сани. Но и на них нельзя было вывезти в тыл всех раненных. Битва с холодом оказалась тяжелее битвы с большевистским противником.

Паровозы, что везли амуницию к передовой, останавливались, как только вода перемёрзла в котлах. Так они и покоились на рельсах, заваленные снегом и скованные льдом, преграждая собой путь другим составам.

Начались сбои в снабжении продовольствием. Помимо холода, от которого нельзя было скрыться в блиндаже, над бойцами нависла и угроза голода. Трудно отбивать атаки русских, когда в желудке пусто, а оружейная смазка на морозе превращается в густое желе.