Всё закончится на берегах Эльбы

— Ну ладно, не хочешь, так не хочешь. Вот твое место, — и командир указал на стол, обставленный телефонами, коммутатором и телеграфным аппаратом, — будешь сидеть здесь, обеспечивать, так сказать, связь с дивизией и нашими ротами. Вся канцелярская писанина теперь тоже на тебе. Будешь записывать инструкции, регистрировать документы, заполнять журнал батальона. Ты ведь стенографистка, значит, должна справиться. Вот такая у тебя теперь работа. Какие будут вопросы?

Замявшись, Сандра произнесла:

— То, что все солдаты здесь преступники, это ведь не совсем нормально… и…

— Вот, что я тебе скажу, девочка, — вздохнув, произнёс командир, — то, что все эти люди оступились, означает только одно — они могут искупить свою вину. И в этом батальоне они стараются изо всех сил это сделать, причём, абсолютно искренне. Они прекрасно знают, права оступиться ещё раз у них больше нет, потому как дальше нашего батальона только расстрел. Мне не важно, кто из них, за что сюда попал. Теперь они мои солдаты, и всё что мне нужно, так это, чтобы они выполняли поставленные перед ними боевые задачи. В конце концов, и ты прошла через дисциплинарную комиссию. Одна только разница — ты женщина, а значит не военнослужащая, и спросу с тебя меньше.

— Но я буду выполнять работу, которую до меня делал армейский офицер, или даже два. Ведь инструкциями и документами должен заниматься не связист, а писарь. На меня возложили работу двух офицеров.

— Это так, — согласился командир, — но это не даёт тебе права подчиняться воинскому уставу. Твое дело быть штабной помощницей. Будь ею и я останусь доволен.

Этот разговор немного успокоил Сандру. Было ли дело в доброжелательном тоне командира или в отрезвляющем смысле его фраз, но Сандра решила для себя, что здесь её ждёт та же работа, что и всегда. Просто в необычных условиях.

Изо дня в день Сандра украдкой наблюдала за рядовыми, пытаясь угадать, кто из них и за что бы осужден. Кто украл чужой паёк? Кто напился шнапса и сбежал в тыл? Кто опустился до уровня животного и изнасиловал невинную девушку? Кто расстреливал мирных жителей? Ясно было только одно — свои преступления они совершили на Западном фронте. Случись подобное здесь, на Востоке, никто бы им и слова не сказал. Ведь Запад это колыбель цивилизации, там не должно быть места бесчинствам. А Восток кишит идеологическими и расовыми врагами, им не должно быть пощады. Это Сандра прекрасно поняла ещё в Риге, другое дело, что не смогла смириться и принять.

Наконец, она выяснила, что значит «осужден по 175-ому параграфу» и почему ей не стоит опасаться этих людей. В третью роту ссылали гомосексуалистов, застигнутых врасплох в своих частях и отданных под суд с подачи командиров, бывших любовников, провокаторов и совращенных ими однополчан. И кому только пришло в голову сконцентрировать их вместе, а главное зачем? Чтобы не совращали других? Как бы то ни было, но эти люди были самой низшей кастой даже в среде дезертиров и убийц.

Все, кто попал в испытательный батальон, когда-то были солдатами, офицерами и унтер-офицерами, а теперь стали рядовыми без погонов и наград. Многие действительно стремились реабилитироваться в предстоящих боях. Кто-то даже сурово говорил Сандре: «Береги канцелярию. Там все наши личные дела, в них записаны все заслуги. Если документы сгорят, считай, мы геройствовали зря».

Не прошло и двух дней, как возможность нагеройствоваться всласть представилась всем. Батальон перебрасывали в самый центр военных действий. Первое перемещение привело Сандру в замешательство. Если личный состав штаба удостоился передвижения в машине, то рядовые шли пешком, а вслед за ними по протоптанному снегу брели лошади, впряженные в повозки.

В тот день выдалась злая метель. Автомобиль застрял на переметённой тяжёлым снегом дороге. Солдаты выбились из сил, расчищая путь. Когда Сандра через окно продуваемой всеми ветрами машины внимательно присмотрелась к бойцам, а точнее, к их обмундированию, то пришла в негодование.

— Что это?! — неожиданно для самой себя воскликнула Сандра, обратив на себя внимание командира и его адъютанта. — А почему они так лёгко одеты? Сейчас же зима, а не осень.

— А это и есть зимняя форма одежда, — апатично ответил адъютант.

— Вы что, смеётесь? — опешила Сандра. — Да половина из них доберётся до места с воспалением лёгких. Вы что не понимаете, чем это грозит?

— Мы-то, госпожа Гольдхаген всё прекрасно понимаем, — успокаивающим тоном обратился к ней командир. — Но что мы можем сделать, если снабжение работает из рук вон плохо?

— Это в Берлине не понимают, — вторил ему адъютант с более критической интонацией в голосе, — что русская зима вовсе не такая как в Европе. Ничуть на неё не похожа. Но им же в Берлине виднее, как нам здесь воевать.

В этот момент к машине подвели лошадь, и солдаты стали неловко впрягать животное, цепляя упряжь за бампер.