Всю жизнь я верил только в электричество

– А конструктор Лисунов, между прочим, вообще из неплохого «дугласа» конфетку «ЛИ-2» сделал.  Один их самых надёжных самолетов в мире! Во! -Это уже подключился Нос. Он покричал вот это всё как заклинание голосом колдуна.

И всем сразу стало спокойно. Все мы вытянули шеи и слушали непривычный голос моторов. С земли слушаешь – он звучит иначе. Из салона этот голос куда приятнее. Наверное потому, что с земли совсем не слышно свистящего шороха огромных пропеллеров. А он вливается в уверенный грубый голос двигателей и вместе с жужжащей вибрацией фюзеляжа создаёт монотонное, но приятное пение, похожее на хор, тянущий бесконечную последнюю низкую ноту.

Машина все ещё катилась по полосе. В иллюминаторах  на доли секунды задерживались аэропортовские подсобки, радар, столбики с красными, синими и зелеными фонариками, почему-то включенными днём. Мелькнул качающий вверх-вниз огромной головой высотомер. А после него побежали столбики, соединённые колючей проволокой. И желтой широкой лентой.

Вдруг неожиданно всё это стало уменьшаться и менять цвета. Как мы оторвались от земли – не заметил никто. Это произошло так же, как  у меня за мгновение до сна. Мне тысячу раз казалось, что я вот так же плавно уплываю в тихий волшебный полет над всем миром, перед тем, как заснуть. А вот снов самих ни с полётами, ни без них, я не видел почти никогда.

Жердь ткнулся лицом в иллюминатор и с открытым ртом, не мигая, радостно смотрел на искривляющееся пространство. Это пилоты задрали нос машины и дали приличный крен вправо, в сторону города. Сразу же мир стал другим. Если не обращать внимания на стенки самолета и иллюминаторы, если суметь забыться, отстраниться от рёва моторов и потрескивания переборок корпуса, то будет тебе фантастическое зрелище. Если силой воображения убрать абсолютно всё из того – где, как, когда и с кем ты находишься, то появляется чувство самостоятельного полёта сквозь жидкие облака над сиреневым нашим городом. Искажение растущей толщиной воздуха форм и цвета городских предметов – домов, машин, людей и деревьев, напоминало взгляд на какие-нибудь вещи через обычную линзу. Так, непременно так, видят землю птицы. Точно. Свет солнца, разный в разных слоях воздуха, меняет реальность до болезненного неверия в неё. Тени от маленьких облаков, вырастающие на поверхности земли раз в десять, рисуют странные картины, которые вызывают в мозге чувство совсем разных жизней на земле и в небе. То есть, если бы я родился даже простой сорокой, то жить в воздухе я мог,  понимая, что всё на земле не просто маленькое. Оно всё сплющенное и исковерканное радужными бликами солнечными, и тенью грустных облаков, сквозь которые не проскакивают лучи. А если бы я, сорока, слетела с высот на асфальт, то понимала бы, что земля, видимая с высоты – это  иллюзия. А реальность – она и цвета другого и форм других. Не тронутых волшебством бесконечности высоты.

Вот они – два разных мира, вынужденные соприкасаться и казаться миром одним. Это исключительный, созданный для избранных мир небесный. И мир обыкновенный. Который для всех нас, рожденных только ползать. Поэтому я буду летать! Как дядя Гриша и тысячи таких как он. Я буду летчиком и стану жить в двух мирах: в мире обыденности и в волшебном небесном.

Самолет уже выровнялся и летел по прямой. Через каждые две-три минуты летчики то резко снижались, то напрягали двигатели, задирали нос аэроплана и поднимали его метров на триста выше. Проверяли закрылки. Потом Петр или дядя Гриша недолго пошвыряли огромную тушу машины то влево, то вправо и, наконец, успокоились.

  Мы развернулись над Тоболом и пошли над городом к аэродрому. Всё, что было видно в иллюминаторы, нам хотелось потрогать сверху руками как игрушки, погладить крохотные деревья, подвигать туда- сюда синенькие и желтенькие автобусы, подхватить и забрать на небо хоть на несколько минут маленьких человечков. Чтобы и они смогли взглянуть на  обыденную, видимую с земли лишь кусками и фрагментами, банальную свою жизнь – с другого, недоступного пешеходам ракурса. Фантастического и невероятно пронзительного. Позволяющего почувствовать себя выше любой суеты и приземлённых, ограниченных теснотой пространства земного желаний. Этот шанс – почувствовать внутри себя рождение воли вольной, свободы желанной, может дать полет над землёй и над собой. Только полёт!

– Эй, парашютисты! – в салон вышел командир дядя Гриша. – Сейчас мне по рации передали из диспетчерской, что начальник аэропорта в связи с успешным проведением испытательного полета разрешает всем желающим прыгать на аэродром без парашюта! Сегодня можно! Ну, кто первый?

Все засмеялись. А мы с Жердью громче всех. Пока веселились и шлёпали дядю Гришу по широченной подставленной ладони за удачную шутку, самолет тряхнуло слегка и он покатился по относительно ровной полосе. Это мы приземлились и в прямом смысле и в переносном. Второе значение  нашего короткого сорокаминутного полёта заключалось в том, что желание стать летчиками у всех нас, двенадцатилетних пацанов, стало главной земной задачей.