Всю жизнь я верил только в электричество

  Я посмотрел на темные силуэты довольно больших домов, вокруг которых вообще не было никаких заборов. Очертания жилья крупного и мелкого сливались в густую массу одного коричневатого цвета и масса эта уползала вдаль и вглубь. Мы ехали по небольшой возвышенности. С неё виден был почти весь вечерний Тургай. Узкие улицы, прямые как линейки, какая-то пустота посреди строений проглядывала серым пятном. Наверное, центр города там. Площадь. Меня только смутило, что я не разглядел ни одного дерева и то, что ни в одном доме не  горел свет.

– У них деревья не растут, наверное? – я подергал дядю за локоть. Он вытянул шею и глядел на небольшой холм справа от дороги. Горка  была высотой метров в двадцать. На фоне темно синего неба выглядела она как нестриженная голова, которую никак не мог правильно причесать ветер. Холм весь  щетинился кустами с острыми ветками и под ним происходило шевеление чего-то непонятного, длинного, бурого, и неровного сверху.

– Карагач у них растет, – дядя мой плюнул в окно и резко крутнул баранку к холму. – Карагач один корявый. И всё. И тот маленький. Возле русских домов он есть, а туркмены, киргизы и казахи не садят почему-то. Тут у них латыш один живет, на аэродроме ихнем работает техником. Года два назад он ездил домой  и привез оттуда саженцы сосны, яблони и березы. И, бляха-муха, прижилось всё. Я в прошлом году сам видел. Маленькие деревца. Но живые.

Так он на них чуть не молится. И гладит стволики, и обнимает, веточки изо рта водой обрызгивает. Кусочек своей родины бережет. Молодец. Значит человек хороший. Плохой за слабым и хилым  душой не будет болеть. Да и родину свою плохие люди не помнят. Нет у них в недобром сердце места для тоски и грусти по прошлому. Во как! Точно говорю.

– Ночевать под холмом будем? – почему-то обрадовался я.

– Тут на земле спать нельзя, – дядь Вася приподнялся над сиденьем и водил глазами по сторонам. Искал что-то. – Тут ночью  к тебе и змеи в гости заглянут. И пауки всякие. Змеи в этих краях – не только гадюки, как наши деревенские .Пошибче твари тут. Гюрзы. Стрелки, да эфы. Щитомордников навалом. Слышал про таких?

– Читал.– Я тоже приподнялся, но куда надо глядеть так и не понял. – А пауки тоже разные?

– А то!  Ещё  какие разные! У нас во Владимировке какой паук самый нехороший?

– Ну, тарантул. Мы их с Шуркой водой из норки выливали. Вылезет мокрый, но не бежит. Стоит. Его палочкой подцепишь, так он палку кусает, яд спускает. Потом в руки брать можно.

– Можно, да не нужно. Он вообще не ядовитый, но кусает – не дай бог. А вам так и надо. Потому – дураки вы с Шуркой. От его кусачек лечиться долго, – дядя стал объезжать холм.

– Ну так какие тут пауки? – я ещё раз ткнул дядю в локоть. Холм стал поворачиваться к нам левым боком и мне показалось, что он длиннее с этой стороны, потому как километрах в трех от нас он ещё не сравнялся с землёй, а у подножья его ходило какое-то стадо, в сумерках не похожее ни на коров, ни на слонов, которых, как честно признался мой дядя, в округе не было.

– Каракурты есть. Самые злостные. Укусит, считай покойник. Яд раз в десять сильнее, чем у гадюки. Такой не очень большой, черный, но с красной в крапинку спиной. Это бабы ихние кусаются. Мужики никогда. Если увидишь – лезь куда повыше. Или факел зажигай. Они огня боятся. Фаланга есть. Злая тоже. Правда, не ядовитая. Но кусает когда, слюну свою пускает. А в ней дрянь всякая. Жрёт-то она всё, вплоть до падали. Потом опухает всё вокруг укуса. И если к врачу не успеешь, тоже можно вполне  в ящик сыграть. Главноет- пришлепнуть её непросто. Панцирь на ней толстый. Ну и прыгает как кузнечик. На метр вверх. Запрыгнуть тебе на руку ей как не фиг делать, во! Ну, про тарантулов ты всё знаешь. А что хорошо – нет здесь скорпионов. Вот гадость несусветная. Сколько людей от них померло, да в инвалидов превратилось, сказать страшно. Вот в Кызыл-Кумах на такырах они встречаются. Мы туда специально крюк дадим, в пустыню. Ты ж нет видел пустыню-то. Надо познакомиться.

  Тут я разглядел стадо. Огромное. Странное. Даже уродливое. Видны стали длинные шеи, корявые ноги, нелепые губастые морды и неровные спины.

– Это верблюды!!! – заорал я почему-то испуганным визгом и высунулся в окно по пояс. – Ёлки-палки! Верблюды настоящие! Живые верблюды!

Я так кричал, что дядя Вася даже затормозил и посмотрел на меня подозрительно. Видно, подумал, что я сдурел и впал в бесконтрольную истерику.

– Ты б помолчал, – вежливо попросил он и улыбнулся весело. – Разгонишь стадо. Подумают верблюды, что ты их сейчас кусать начнешь. А они же твари мирные, добрые. Корабли пустыни. Хозяева степей.

Он остановился метрах в ста от стада и свистнул громко раза три. Через минуту из-за холма на коне вылетел человек в тюбетейке и сером халате- балахоне, который на скаку развевался как флаг. В руке у него была плеть. За спиной ружьё на ремне.  Я и спросить ничего не успел, а его рыжий жилистый конь уже гарцевал перед нами.

– Салам алейкум, Шынгыс! – протянул руку всаднику дядя.