Читаем Всюду третий лишний полностью

Ответ, по его мнению, был совершенно ясен – не надо разбрасывать еду где попало, уж это знает каждый дурак, а к тому же мы не собираемся ночевать в национальном парке, а остановимся на ночлег в кемпинге «Кемпграунд оф Америка».

– Понятно, здешние медведи умеют читать. Прочитают «Кемпграунд оф Америка» и решат: «Тьфу, черт побери, ведь сюда-то нам нельзя», – ответил я.

Карлос пребывал в кислом настроении весь день, что, конечно же, повлияло и на нас с Доминик. Найти подходящий кемпинг оказалось не так-то просто. Первый выбранный нами кишел какими-то черно-белыми насекомыми, которые совокуплялись в полете. Я вступил с ними в сражение, вооружившись аэрозольным баллоном с лаком для волос, которым пользовалась Доминик. От лака крылья насекомых слипались, и мы наблюдали, как совокупляющиеся пары планировали на землю, однако вместо них откуда-то во множестве прилетали новые. Пока мы с Доминик боролись с насекомыми, Карлос чуть не вколотил колышек палатки в трубу, по которой на территорию кемпинга подавался природный газ. А когда к нам подошел самый настоящий бродяга, назвавшийся Дэйвом из Калифорнии, и, уставившись хищным взглядом на портмоне, висевшие у нас на поясных ремнях, стал объяснять, что ему необходимо здесь залечь и затихариться по причине мелких неприятностей, приключившихся с ним в городе, то это было уже последней каплей, переполнившей чашу нашего терпения, и мы в спешке начали собираться.

– Жучки-неразлучники, они спариваются всего раз в году и после этого умирают. Вот если бы также было и у людей, а? – сказал бродяга, наблюдая за тем, как мы заталкиваем в багажник свои пожитки. Карлос впопыхах даже забыл свой фонарик на обеденном столике.

Как только мы приехали сюда и я установил свою палатку, так сразу же подвергся нападению других паразитов – мелких муравьев, идущих стройными колоннами вдоль косых швов по парусине. Доминик вновь проявила удивительную сметливость в практических делах: она посыпала тальком верхушку палатки.

– Это собьет их с пути. Их лапки будут скользить, да и запах им не нравится. Так что они от тебя отстанут, – уверенно сказала она; именно так и случилось.

Карлос все еще оплакивал забытый фонарик, и, между прочим, опять виноватым оказался я, потому что я последний держал его в руках, когда давил им жучков-неразлучников. Шутки ради я попросил Доминик посыпать тальком и Карлоса, чтобы он тоже отстал от меня. Она засмеялась:

– А ты знаешь, мне стали нравиться твои шутки, и я считаю их остроумными. Нет, правда, – и она потрусила тальком над макушкой Карлоса.

Тема: где ты?

Кому: Киту Ферли

От: Тома Ферли

Дорогой Кит!

Может, я чем-нибудь расстроил тебя? На тебя все это не похоже. Ты получаешь мои письма, полные волнений и стонов? Что происходит, мой младший брат? Или ты все еще переживаешь по поводу Бич-роуд?

Том

Запись в дневнике № 15

День, когда Дэнни перевезли из больницы домой, также считался особым, хотя к этому моменту каждый из нас освоил свои обязанности в отношении него. Произошло это в конце февраля; слова отца оказались пророческими: Дэнни действительно вышел из больницы через главный вход. Медсестры высыпали в вестибюль, чтобы проститься с Дэнни и пожелать ему всего хорошего, а Мэнди, офицер связи, даже всплакнула. Мы повели Дэнни на прощание повидаться с «хаусмайстером». Встретившись, они пожали друг другу руки. Папа положил двести фунтов в копилку, куда медсестры клали мелкие деньги на свои коллективные нужды.

Строительные рабочие сделали свое дело и подновили изнутри дом на Бич-роуд; кое-что сделала Джейн, следуя советам и указаниям специалиста по трудотерапии, который наблюдал Дэнни в Германии. Все лестницы в доме были обнесены перилами; по бокам кровати Дэнни были установлены металлические сетки, чтобы он не упал, поскольку ноги не вполне еще слушались его; пришлось установить специальную ванну, поскольку Дэнни еще с трудом мог перемещать свое тело, к тому же только одна рука слушалась его.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза