Всюду жизнь

— Ты вот очень интересные вещи рассказывал о своей работе на Красноярской ГЭС. Напиши-ка об этом статейку для журнала «Гидротехническое строительство» — я член его редколлегии. И еще одно задание прошу тебя выполнить. Сейчас заканчивается рабочее проектирование Сибирской гидростанции. Я настоял, чтобы вместо бетонной плотины строили каменно-набросную. Она намного дешевле. К тому же бетонная требует миллион тонн цемента. Как его завезти, если к створу нет дороги? А камень — крепчайший диабаз — имеется на месте в неограниченном количестве. Сейчас в моей лаборатории ведутся испытания материалов для плотины. Займись-ка обобщением экспериментальных данных.

— Я не думал об этом… Смогу ли я? Я ведь не ученый… Да и со временем туго… — растерянно ответил Федор, не ожидавший такого доверия Ивана Сергеевича.

Тот рассердился, закричал на Федора:

— Мне лучше знать, сможешь или нет! Раз я говорю — значит, сможешь!

И уже подобревшим голосом продолжал:

— У тебя же светлая голова, талант, искра божья в тебе есть, чудачище ты эдакий! А ученым я помогу тебе стать! Да, да, ты не смейся! Будешь делать у меня и курсовой и дипломный проекты.

Одобрительно поглядывая на Федора из-под густых, нависших бровей, он заговорил уже совсем спокойно:

— Что скромен ты — это хорошо. Старик Толстой указывал, что истинный талант скромен. Только бездарности лезут на авансцену, поближе к рампе, в слепящий свет софитов, чтобы публика их видела, и кувыркаются, и пляшут, и клоунами на голове ходят — на все готовы, только бы их заметили, отличили. Но время не обманешь, оно безжалостно и неподкупно. Сколько на моем веку появлялось дутых авторитетов! А где они? Исчезли, как мыльные пузыри.

Но учти, чрезмерная скромность вредна. Это уже не скромность, а проклятая наша русская застенчивость, от которой один шаг до робости, самоуничижения и просто трусости. Ты считай, что до тебя в гидротехнике толкового сделано мало, все запутано, ничего не принимай на веру, не преклоняйся перед авторитетами, все подвергай сомнению, проверке опытом. Будь смелым и дерзким, каким был Колумб, какими были все первооткрыватели!

— Согласен с вами во всем, Иван Сергеевич! Помню слова Маяковского: «Где, когда, какой великий выбирал путь, чтобы протоптанней и легше?» Но ведь они относятся к великим людям!

Широко улыбаясь, Радынов подмигнул Федору:

— А откуда ты знаешь, что ты не великий? На лбу у тебя этого не написано!.. Ну ладно. Заговорил я тебя до смерти. И чего, в самом деле, мы сидим как пни в этом неуютном кабинете? Поехали ко мне — ужинать пора.

Федор попытался отказаться, сослался на какие-то неотложные дела, которых у него, конечно, не было, но Радынов и слушать его не захотел, стал собираться.

— У меня, брат, теперь персональная машина — через полчаса будем дома!

— Принимай, Лиза, дорогого гостя! — Радынов подвел Федора к жене, принадлежавшей к тому типу русских женщин, которые даже в возрасте сохраняют женственность и красоту. — Федор Михайлович Устьянцев из Усть-Ковды. А это, — сказал он Федору, — как ты уже догадался, спутница в моих скитаниях, Елизавета Александровна!

— Здравствуйте, очень рада! — с приветливой улыбкой и спокойным достоинством на полном, без заметных морщин лице жена профессора протянула Федору руку, а затем недоуменно обратилась к Радынову: — Но, Иван, ей-богу, я его не знаю!

— Лизанька! — Радынов патетически поднял руки. — Как ты могла забыть Федьку, мальчишку-сибиряка, который девять лет назад работал с нами на Студеной? Помнишь, он тогда не стал есть яблоки, которыми ты его угостила?

— Так это были вы? — с облегчением выдохнула Елизавета Александровна. — Простите меня, ради бога! Теперь все вспомнила! Я так удивилась тогда: мальчишка откусил яблоко, поморщился и вернул назад.

— Поймите, я впервые в жизни попробовал яблоко! В наших местах они не растут, а в те годы их к нам не завозили, — объяснил Федор.

— А потом, вас и узнать невозможно: вы так возмужали! Что же вы столько лет не показывались к нам? — продолжала Елизавета Александровна.

Радынов погрозил Федору кулаком:

— Я уже отругал его за это!

— Проходите же, пожалуйста. Теперь мы вас скоро не отпустим. Вы нам подробно расскажете, как там у нас на родине жизнь идет! Иван туда часто летает, а меня перестал брать с собой!

Ее улыбка, естественность и радушие растопили скованность Федора, он почувствовал себя свободно и непринужденно, и они втроем проговорили весь вечер, вспоминая Сибирь.

После чая Федор попросил разрешения Ивана Сергеевича посмотреть книги, которыми были уставлены высокие, до потолка, стеллажи в кабинете. Иван Сергеевич показал самые интересные: рукописные и старопечатные книги, найденные им в годы работы в Сибири, труды известных ученых и произведений писателей-сибиряков с авторскими надписями. Иван Сергеевич дал Федору несколько специальных трудов о плотинах и сказал, что он в любое время может приходить и брать нужную литературу.

Профессор взял Федора под руку и, смущенно покашливая, проговорил глухо:

— Кстати, Федор Михайлович… тебе того… надо больше времени науке уделять…