Читаем Всюду жизнь полностью

— Думаешь, соболь испугался Афанасия и свалился? — Он развел шерсть на голове соболя и открыл маленькую ранку. — Шкурку ковырять нельзя!

— Вот это стрелок твой батя! — восхищенно улыбнулся Федор.

Афанасий поправил на лошадях сбрую, легко вскочил в сани и протянул:

— Э-э-э, глаза старые, плохие… А молодой был — много-много зверя приносил… Часы, ружье, грамоты получал… Твоя шкурка будет, Фэдэр.

— Нет, Афанасий Дорофеевич, зачем она мне.

— Жена воротник сделает!

— Нет у меня жены! — засмеялся Федор.

— Сейчас нет, скоро будет… Без жены нельзя, худо… Наталья красивая баба, хорошая жена будет…

Их препирательство остановил Тимофей:

— Не спорь, Федор, с отцом. Бесполезно. Как сказал, так он и сделает.

Афанасий напомнил Федору о Наташе, его юношеском увлечении. Она работает на карьере учетчицей. Когда Федор уехал из Улянтаха, она сошлась с местным парнем, родила девочку, но парень оказался непутевым, и Наташа оставила его.

На стройке Федор несколько раз случайно встречался с Наташей. Она жаловалась на одиночество, говорила, что не забыла его, просила заходить к ней, Федор отказывался. Но как-то ранней зимой прошлого года — Федор тогда вернулся из Москвы — они столкнулись лицом к лицу в кино, она зашла к Федору домой и осталась ночевать. С того времени они стали видеться то у него, то у нее на карьере. Встречаться с ней Федору каждый раз и неловко, и стыдно, и чувство давней собственной вины не дает ему покоя.

Показался карьер.

На пологом, очищенном от мелколесья склоне возвышались бурты — огромные, высотой в пятиэтажный дом, длинные насыпи суглинка для экрана плотины. Оттаявший грунт заготавливали летом и с наступлением холодов укрывали искусственным пенольдом и обогревали электротоком: откосы буртов были густо утыканы прутьями арматурного железа, соединенными проводами. В стороне находился плоский дощатый барак, где жили рабочие карьера и согревались водители самосвалов. Людей на карьере не было видно, экскаваторы стояли безжизненно, электростанция не работала, и занесенный снегом карьер казался покинутым и заброшенным.

Афанасий остановил сани у барака, приехавшие вошли в контору — маленькую комнату (стол, три табуретки, чугунная печка, на стене плакат по технике безопасности: «Работать под напряжением запрещается»), где за шахматной доской с расставленными фигурами сидел прораб карьера Поленов, худощавый беловолосый молодой человек в очках.

— Ты что же, Мишуха, сам с собой в шахматы играешь? — усмехнулся Федор, подавая ему руку.

Тот снял очки и, обрадованный приездом инженеров, заулыбался:

— Решаю шахматную задачу. В этой позиции надо сделать мат в два хода.

— Я вот тебе дам мат в один ход! — пригрозил ему Федор. — Ты почему на плотину мороженый грунт отправляешь?

— Этого не могло быть! Я слежу за этим.

— Значит, плохо следишь, Мишук. Почему выключил электрический обогрев?

— Только сегодня выключил, потому что грунт не возят, — стал оправдываться Поленов.

— Все равно грунт надо держать в оттаявшем состоянии, — поддержал Федора Тимофей.

Поленов признался, что у него дизельного топлива не хватает, чтобы беспрерывно гонять электростанцию. Федор обещал добиться в отделе снабжения топлива. Ведь экран сейчас — главная работа на стройке. От его укладки зависит — примет плотина весенний паводок или его придется сбросить.

— А сейчас идем немедленно запускать станцию! — потребовал Федор.

Все вышли из барака. Поленов разыскал заспанного, заросшего черной щетиной дизелиста, и тот начал готовить станцию к пуску.

Инженеры направились к буртам. Федор взял лопату и полез по откосу, там и здесь втыкая лопату в грунт. В том месте, где недавно экскаваторы брали грунт и искусственный пенолед был убран, суглинок уже успел схватить мороз, он закаменел.

— Почему ты не обогреваешь забой? — возмутился Федор.

— Приказывал электрикам. Значит, не сделали, — оправдывался Поленов. — Вообще столько канители с этой зимней укладкой: обрабатывай грунт солью, укутывай пенольдом, оттаивай электричеством, вози в обогреваемых кузовах, укрывай одеялами — не уследишь за всем, хоть разорвись!

— Один, конечно, не уследишь! Надо, чтобы каждый рабочий понимал, для чего это делается, и строго соблюдал режим! Давай соберем твоих рабочих и еще раз растолкуем технологию, — предложил Федор.

— Ладно, соберем! — согласился Поленов и, услышав, что станция заработала, сердито сказал: — А сейчас давайте-ка подальше от электродов — буду ток включать! А то как попадешь под напряжение тысячу вольт — на электрическом стуле окажешься! И ничего уже тебе не надо будет: ни грунта, ни плотины.

— «Ни тебе аванса, ни пивной», как говорил Маяковский, — подхватил Федор его слова. — «Пустота… Летите, в звезды врезываясь…»

Поленов подошел к металлическому ящику и резко повернул рукоятку. Станция сразу сбавила обороты и загудела тяжело, натужно. Затрещали, запрыгали голубые искорки на электродах, вокруг них потемнел тающий снег, вверх стали подниматься струйки пара.

Собрав машинистов экскаваторов, электриков, дизелистов, обсудили претензии строителей к карьеру, выяснили, что мешает работе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Шестеро. Капитан «Смелого». Сказание о директоре Прончатове
Шестеро. Капитан «Смелого». Сказание о директоре Прончатове

.«Первое прикосновение искусства» — это короткая творческая автобиография В.Липатова. Повести, вошедшие в первый том, написаны в разные годы и различны по тематике. Но во всех повестях события происходят в Сибири. «Шестеро» — это простой и правдивый рассказ о героической борьбе трактористов со стихией, сумевших во время бурана провести через тайгу необходимые леспромхозу машины. «Капитан "Смелого"» — это история последнего, труднейшего рейса старого речника капитана Валова. «Стрежень» — лирическая, полная тонких наблюдений за жизнью рыбаков Оби, связанных истинной дружбой. «Сказание о директоре Прончатове» также посвящена нашим современникам. Герой ее — начальник сплавной конторы, талантливый, энергичный человек, знающий себе цену.

Виль Владимирович Липатов

Советская классическая проза