Всходил кровавый Марс: по следам войны

— Снаряды — снарядами, страх — страхом. Только для усиления паники, для полной деморализации наших войск немцы пускают в ход свою воздушную флотилию. Во время боя под Ясло над нами летало около ста аэропланов. Материальный вред от всех этих «альбатросов» и «таубе» ничтожный. Ну в лучшем случае человек сто пятьдесят в день. Но практически результаты этих налётов — в смысле стремительности отхода — огромны и превосходно дополняют работу тяжёлой артиллерии.

— Что ж, по-вашему, дальше?

— Вывод ясен: без пушек нельзя воевать.

— Однако ж мы держимся на Северо-Западном фронте.

— Держимся только потому, что там есть тяжёлая артиллерия.

— А где же её взять для всего фронта?

— Купить. У Японии, у Америки. Это позор — за девять месяцев войны не запаслись артиллерией.

— Эти игрушки не продаются. Они могут в любую минуту понадобиться собственным детям.

— Тогда не воюют. Не подставляют всего народа и всей страны под опасность полного истребления. Вот помяните моё слово: через полторы недели мы эвакуируем Львов. Бобринский уже удрал. Нет! Черт меня дёрнул проситься в армию добровольцем. Да ведь это та же гниль, что на Дальнем Востоке. Кричали во всех газетах: артиллерия, артиллерия наша!.. Грош ей цена — нашей артиллерии. Стыд и позор! С картонными пушками против немцев!

— Кто это? — спросил Базунов, когда доктор ушёл.

— Заведующий дезинфекционным отрядом шестьдесят третьей дивизии, — ответил его товарищ. — Был помощником профессора Лондона. Но того убрали по распоряжению из ставки за то, что в частном письме имел неосторожность назвать нашу армию б... .

— А ваши личные впечатления? — заинтересовался капитан Старосельский.

— Отвратительные. Гораздо более мрачные, чем те, о которых говорил мой товарищ.

— Что же приводит вас в такое мрачное настроение?

— Отвечу вам кратко: еврейские погромы.

Когда мы вышли из ресторана, над городком кружились австрийские бипланы.

— Ишь ты! Уже пронюхали, — буркнул Базунов.

— Мало переодетых шпионов среди нас?.. — злобно проскрежетал Старосельский.

* * *

Белгорай лежит в лесистой лощине, окружённый густыми чащами с трёх сторон. Леса кишат дичью. Козы, утки, бекасы, дупеля. Ночью, когда затихает канонада, все это лесное население свистит, ухает, квакает, томно стонет и клохчет. Тогда застоявшаяся кровь ударяет в голову задумчивым белгорайским козам, и они начинают носиться по улицам уснувшего городка, а выбегающие за ними напуганные хозяйки крепко зажимают носы и тихонько проклинают холмского губернатора. Действительно, нестерпимая вонь стоит по ночам в Белгорае. Даже могучее дыхание белгорайского бора не в состоянии развеять зловонное удушье, в котором утопают белгорайские улицы. Как-то, месяца четыре назад, в Белгорае проездом остановился холмский губернатор. И неведомо отчего — для собственной ли славы или ради мудрого благополучия — распорядился очистить город и собрать всю грязь в кучи. С тех пор и стоят эти кучи на видном месте.

— Что это у вас? — спрашиваю я жителей.

— По приказанию губернатора.

— Отчего же вы не убираете эту грязь?

— Ещё нет распоряжения, — отвечают законопослушные белгорайцы.

Наше штабное начальство делает вид, будто мы собираемся простоять в Белгорае очень долго. Это очень возможно. Здесь, по эту сторону Сана, мы сейчас зализываем наши галицийские раны и пополняемся снарядами. Во всяком случае, обе стороны — и неприятельская и наша — так скоро Сана не отдадут. По диспозиции наша дивизия занимает протяжение от Ниско до Белгорая — вдоль Сана. Как только пополнимся снарядами и заезженные до полусмерти лошади войдут в тела, нас передвинут ближе к театру военных действий. Пока упиваемся радостями мирного бытия.

Стоим в 22 верстах от огня. Отсыпаемся вволю. Даже трудно поверить, что эта идиллическая обстановка тоже называется театром военных действий. Кругом большой сад. За садом луга. А дальше густое кольцо лесов.

Впрочем, есть одна сторона, постоянно напоминающая нам, что мы не только воюем, но очень плохо воюем. Это снаряды. Сегодня приехали все прапорщики, разосланные по местным паркам и в своё время оставленные в Ниско для пополнения снарядами. Их донесения, опубликованные в газетах, в любом государстве нанесли бы смертельный удар если не всему политическому строю, то по крайней мере военному министерству. Здесь все это воспринимается как забавное приключение или как досадная, но давно всем приевшаяся путаница, о которой не стоит разговаривать. Подавленные тяжестью накопившегося у них материала и распираемые жаждой протеста, бедные прапорщики поминутно возвращаются к этой теме. Но их обрывают скучными возгласами:

— Будет вам. Надоело...

Началось довольно бравурным предписанием штаба дивизии: «Получить в местном парке на ст. Ниско 2000 шрапнелей и 8о ООО винтовочных патронов».

— Недурственно! — вскричал, потирая радостно руки, доктор Костров. — Всыпем немчику!..