Всходил кровавый Марс: по следам войны

— Так точно. На том берегу Сана не осталось ни одной нашей роты.

— Ну, значит, ясно! — воскликнул командир. — Тут не иначе как продают где-то Россию. Опять останемся без снарядов. Воюй с голыми руками!..

* * *

События развиваются спешно и неожиданно. Со вчерашнего дня полоса нашего отступления расширилась. Кажется, мы начинаем очищать Восточную Галицию. В Белгорай переезжает штаб 3-й армии. По предписанию генерал-квартирмейстера мы уступаем штабу нашу квартиру, а сами пока переселяемся на окраину города. Всюду снова запахло театром военных действий. Улицы переполнены тыловой суетой. Белгорай гремит, грохочет, волнуется. Днём — аэропланы над городом. Ночью — автомобили с генералами, кабацкая музыка в ресторанах и крашеные девушки на тротуарах. Все говорит о том, что идиллия с задумчивыми козами на площади и горлицами под крышей окончилась. Надо ждать приказа о переброске.

Немцы остановились в своём преследовании. И вот в головах наших армейских Пуришкевичей уже роятся воинственные планы.

— Надо собрать кулак и так грохнуть «его» по зубам, чтобы небу жарко стало, — кричит капитан Старосельский.

В ожидании санитарного поезда лежат на перроне человек сорок раненых. Они внимательно вслушиваются в наш разговор.

— Где ранены? — спрашивает Болконский.

— Вчера на Сане.

— Откуда шли?

— С венгерской границы.

— Разве мы отступаем с Карпат?

— Так точно. По всему фронту уходим.

— Ты какой части? — спрашивает грозно есаул.

— Фанагорийского полка гренадерской дивизии.

— Какой армии?

— Был восьмой, теперь третьей.

— Отчего отступили?

— Из осадных орудий бьют. С землёй ровняет. Со всех концов ураганным огнём. Все чисто разбивает: пехоту, артиллерию, пулемёты.

— Кто ж тебе сказал, что по всему фронту уходим?

— Ротный командир. Хотели мы на Ярослав идти, а он говорит: не ходите, и там отступление идёт.

— Расстрелять бы такого командира! — скрежещет зубами есаул.

Не дремлют и верховные Пуришкевичи. Навёрстывая время, утерянное в стремительных отходах, штаб з-й армии забрасывает нас сугубо секретными наставлениями на предмет искоренения крамолы и шпионажа — среди лиц иудейского исповеданиям. Бумажки составлены без излишней щепетильности.

«Копия с копии. Секретно. Главный начальник снабжения армии Юго-Западного фронта. 22 апреля 1915 г. Г. Люблин. Командующему З-й армией.

По имеющимся сведениям, благодаря обилию в обозных и тыловых учреждениях лиц иудейского исповедания и общению их с галицийскими местными единоверцами австрийские шпионы получают сведения о жизни тыла и фронта, черпая их либо от галицийских евреев, либо от русских евреев нижних чинов. Кроме того, пользуясь под предлогом служебных надобностей правом свободного проезда в Россию, русские нижние чины евреи провозят письма, чем устраняют цензуру. Во избежание сего нежелательного явления главнокомандующий приказал: всех без изъятия евреев нижних чинов, находящихся ныне в тыловых учреждениях, немедленно перевести в запасные батальоны, в коих выдержать их для обучения шесть недель, после чего отправить в полки, где иметь под особым наблюдением.

Об изложенном сообщается для зависящих распоряжений. Подлинное за надлежащими подписями. Верно.

Старший адъютант подпоручик Кронковский.

Белгорай. 3 мая 1915 г.».

От того же числа на ту же тему другой секретный приказ:

«Копия с копии. Секретно. Генерал-квартирмейстер штаба З-й армии. Отделение разведывательное. 3 мая 1915 г. Начальнику штаба 14-го армейского корпуса.

По показанию задержанного и сознавшегося в шпионстве Стефана Канацкого при второй австрийской армии состоят в качестве разведчиков лица иудейского исповедания. Ввиду сего в случае появления в районе расположения войск подозрительных евреев таковых без промедления задерживать и при краткой записке с описанием обстоятельств задержания препровождать в штаб армии для подробного опроса их. Подлинное за надлежащими подписями.

С подлинным верно:

обер-офицер для поручений Бородин».

— Послушайте, — пожимает плечами адъютант Медлявский, — ведь это призыв поголовно хватать евреев.

Бритый затылок Старосельского наливается кровью:

— А чего их жалеть?..

В комнате у нас гость: священник 377-го госпиталя, наш сосед по квартире. Чёрный высокий мужчина с красивой окладистой бородой. Лицо цыганского типа. Лет сорока пяти. Бывший член Государственной думы от правых. По фамилии Зубков.