Вскормленные льдами

– Кто-то из прибывших новым войсковым эшелоном принёс весть сорокой на хвосте… из самого Петербурга. Поговаривают, что государь собирается снять с должности главнокомандующего наместника Алексеева и назначить Куропаткина. Вот после этого и сто́ит ждать оживления в русском стане. Вот тогда, будучи главнокомандующим, Куропаткин всю славу побед припишет себе. А пока… не знаю как у вас, а у меня по медицинской части полнейшее безобразие. И закончится всё это дурно. Только представьте! Накануне наступления нас не снабдили ни одной санитарной арбой! Если бы не эти два гужевых авто, что пришли вместе с новым батальоном, и заверения штабс-капитана, что они будут выделены под вывоз раненых, я уж не знал бы, что и делать!

* * *

Несмотря на размеренность и неторопливость этой эпохи, армия имеет свои маршевые, динамичные ритмы жизни. А уж близость войны и тем более передовых позиций обязательно накладывали дополнительную нервозность и свой характерный отпечаток на поведение людей.

Осмотр Брусиловым батальона пришлось прервать – генерала срочно вызвали в ставку к Куропаткину.

Располагая вверенный ему личный состав, Богатырёв порядком повздорил с офицером квартирмейстерской части, насмотревшись на сумятицу и классический бардак.

В конце концов, плюнул, перепоручив дело младшим командирам… лишь подивившись тому, что унтера и нижние чины принимали подобную необустроенность как само собой разумеющуюся данность.

Наконец привёл и себя в порядок, только радуясь, что у него есть денщик. А это не только освобождало от кучи бытовых проблем, но и снимало тот же вопрос с бритьём. Наличным одноразовым станкам и сменным лезвиям из двадцать первого века пришёл кирдык, а к опасной бритве он ещё не совсем привык.

Следовало бы уже доложиться Брусилову о размещении личного состава, но генерал ещё не прибыл из штаба Куропаткина, поэтому можно было спокойно постоять, покурить, вжиться в новые климатические условия.

Медленно сгущались сумерки, холодные и серые. Недавно прошёл дождь, желтоватая земля раскисла, и надо было смотреть, куда ступаешь.

Со стороны фронта доносится редкий беспокоящий огонь, чаще ружейный и редко-редко когда пальнёт что-то покрупнее.

Вид открывался невзрачный: выбранные поля гаоляна и чумизы, разбросанные тут и там глинобитные домики-фанзы аборигенов, обустроенный военный лагерь, расположившиеся на постой солдаты, скрип телег, стук дерева и металла, ржание лошадей, людской говор, тихое переругивание. Со стороны палаток нижних чинов слышалась тоскливая гармонь, и Богатырёв заметил странность, что не «широкое русское полюшко-поле», а что-то на азиатский лад. И догадался, что это в отделении снайперов, где у него было два бойца-якута.

Мысленно усмехнулся: «Смешение фольклоров прям какое-то».

Протяжные звуки навели на зыбкую сентенцию: «У всех народностей есть печальные, грустные песни. Во всех нас сидит затаённая тоска… связанная с нашей зависимостью от фатализма судьбы, с нашим бессилием перед стечением обстоятельств. Отсюда и вера в высшие божества – должно же что-то тешить нашу надежду».

О том, что генерал вернулся, доложили буквально через четверть часа.

– Вы ужинали? Не желаете вкусить чего с дороги? – Брусилов выглядел чуть уставшим, явно голодным, но не скрывал интереса и был любезен. Ленивой отмашкой отпустив адъютантов, отдав распоряжения ординарцу и денщику насчёт стола, он предложил обождать в штабном домике, почаёвничать, заодно поглядеть на карты местности, где предполагалось вести боевые действия:

– И у меня есть ряд вопросов… – увидев, как напряглось лицо штабс-капитана, генерал совершенно по-доброму улыбнулся. – Видел, видел ваши сопроводительные документы и Высочайшую резолюцию. Поверьте, я тоже подписывал поручительства о сохранении разного рода тайн. Всё понимаю, и на ваши секреты, как ни любопытно, не посягну. А вы уж, что дозволено – обскажете. За чаем. Он тут знатно хорош по понятной причине – Китай под боком. Договорились?

У двери штабного домика, как и положено, стоял караул. Входя, Брусилов оказией спросил:

– Самовар поспел?

– Так точно, ваше превосходительство!

– Добре.

К разговору перешли лишь после того, как дуя на горячее, выхлебали по парящей чашке ароматного напитка:

– Так как вы сумели преодолеть препоны, что наверняка чинили истые артиллеристы? – хохотнул от своего незатейливого каламбура генерал. – Это ж нарушение ещё петровских устоев – пушкари отдельный род войск и разменивать себя ни с кем не позволят! Я о трёхдюймовках, что приписаны к вашему батальону.

– Императорское повеление… – неопределенно проговорил Богатырёв, наверное, только сейчас сообразив, что, оказывается, затронул чьи-то интересы, – согласно обновлённому уставу: «…для лучшего управления, взаимодействия и мобильности».

– Вот и расскажите более подробно о ваших уставах. Что от вас и вашего батальона можно ждать? Как лучше применить?

– Применить лучше поротно. Или даже полуротами.

– Отчего же так? – Брусилов искренне удивился. – Насколько я понял, вы должны чем-то удивить сопровождающую вас комиссию – лихой всебатальонной атакой… али нет?