Вскрытие показало…

Марино мог взять маньяка живым. Никто, кроме нас двоих, никогда об этом не узнает. Я никому не скажу. Хорошо, что Марино убил его. Я бы сама с удовольствием продырявила этого выродка. Пожалуй, поэтому мне и было настолько скверно — ведь если бы я и попыталась выстрелить, у меня ничего бы не вышло. Мой револьвер оказался не заряжен. Максимум, что я могла сделать, — это нажать на курок. Да, оставалось признать: мне было паршиво оттого, что я не смогла себя защитить, а благодарить Марино почему-то не хотела.

А он продолжал разглагольствовать. Я уже еле сдерживалась, чтобы не наговорить доблестному сержанту грубостей.

Вдруг вошел Винго.

Заметив недовольный взгляд Марино, ассистент смутился. Руки он держал в карманах.

— Видите ли, доктор Скарпетта, я понимаю, сейчас не самый подходящий момент. Вы еще не отошли от этого ужаса…

— Я отошла!

Глаза у Винго округлились.

Я взяла на полтона ниже:

— Извини, Винго. Да, мне все еще паршиво. Я места себе не нахожу. Что ты хотел сказать?

Винго извлек из кармана матово-голубых шелковых брюк пластиковый пакетик. В пакетике оказался окурок сигареты «Бенсон энд Хеджес».

Винго аккуратно положил его на мой блокнот.

Интересно, к чему это он?

— Помните, я вас спрашивал про спецуполномоченного, ну, курит он или нет?

Я кивнула.

Марино занервничал и стал нетерпеливо оглядываться по сторонам.

— Есть у меня друг, Патрик. Он работает бухгалтером в одном здании с Эмберги. Так вот, — Винго густо покраснел, — мы с Патриком иногда вместе ездим обедать на его машине. А у Патрика место на парковке за два ряда от машины спецуполномоченного. И мы то и дело застаем Эмберги за… ммм…

— И за каким же занятием вы его застаете? — тупо спросила я.

Винго наклонился ко мне и почти прошептал:

— За курением, доктор Скарпетта. Чтоб мне провалиться! И до обеда, и после мы с Патриком сидим у него в машине, просто болтаем, музыку слушаем, а спецуполномоченный залезает в свой черный «нью-йоркер» и давай смолить. Он даже пепельницы не держит, чтобы никто не догадался. И все время оглядывается. Потом выбрасывает бычок в окно, опять оглядывается, прыскает в рот освежителем и тащится в офис.

Винго в замешательстве уставился на меня.

Неудивительно: я смеялась до слез. Наверное, со мной случилась истерика. Я не могла остановиться. Я хлопала ладонью по столу и вытирала глаза. Должно быть, мой хохот эхом отзывался в коридоре.

Винго тоже засмеялся, сначала неловко, нервно, а потом разошелся.

Марино смотрел на нас, как на даунов. Потом начал предпринимать отчаянные попытки подавить улыбку. Наконец выбросил сигарету и тоже заржал.

Винго еще пытался что-то говорить:

— А фишка-то в том, доктор Скарпетта, что я выждал, пока Эмберги докурит, собрал бычки и понес прямиком к Бетти в серологию.

— Что ты сделал? — Я перестала смеяться. — Ты отнес окурки Бетти? Так вот зачем ты позавчера к ней приходил… Вы что, слюну его изучали? Но для чего?

— Чтоб узнать его группу крови. У него четвертая группа, доктор Скарпетта.

— О боже.

Теперь все прояснилось. На предметных стеклах, которые Винго нашел в морозильнике, была именно эта группа крови.

Четвертая группа крови очень редкая. Она встречается лишь у четырех процентов населения.

— Мне это показалось подозрительным, — объяснил Винго. — Я же знаю, что Эмберги вас ненавидит. Он всегда так груб с вами, доктор Скарпетта, просто жалко смотреть. Вот я и спросил Фреда…

— Охранника?

— Его. Я спросил Фреда, не видел ли он кого в морге — ну, того, кого там быть не должно. А он и говорит: «Видел я одного пижона в понедельник, ближе к вечеру». Фред начал обход, и тут ему приспичило в туалет. И вот когда он оттуда вышел, этот белый пижон как раз туда зашел — в туалет, я имею в виду. А в руках у пижона были какие-то бумажные пакеты. Фред ничего не сказал и продолжил обход.

— Это был Эмберги?

— Фред не помнит. Он говорит, для него все белые на одно лицо. Только этого типа Фред отметил, потому что у него было красивое серебряное кольцо с большим голубым камнем. Не первой молодости пижон, костлявый и практически лысый.

— Так, значит, Эмберги сам с себя взял мазки? — предположил Марино.

— Мазки были изо рта, — вспомнила я. — И никаких телец Барра. Короче, сплошные игрек-хромосомы — прямые доказательства наличия члена.

— Когда вы называете вещи своими именами, я просто тащусь, — ухмыльнулся Марино. — Стало быть, Эмберги возил тампонами у себя за щеками. Ладно, хоть не в заднице. Потом оставил мазки на предметных стеклах, налепил ярлык — и вперед.

— Ярлык из дела Лори Петерсен, — снова перебила я, на этот раз с сомнением в голосе.

— А потом Эмберги засунул все в морозильник, чтобы вы решили, будто у вас крыша поехала. Черт, а может, он и в базу данных влез? — Марино опять рассмеялся. — Вот здорово! Теперь мы припрем его к стенке!