Вскрытие показало…

Эмберги был невысокого роста и сбегающими глазками. Прежде он работал в Сакраменто — там-то наш спецуполномоченный и понабрался замашек коренного калифорнийца, позволявших ему теперь скрывать, что вообще-то он родился и вырос в Северной Каролине. Эмберги происходил из семьи фермеров и стыдился этого. Он любил узкие галстуки с серебряными булавками и был всей душой предан полосатым костюмам. На безымянном пальце правой руки Эмберги носил серебряный перстень с бирюзой. Глаза спецуполномоченного были мутно-серые, как лед, а голова практически лысая — неровности его черепа еще больше подчеркивала слишком тонкая кожа.

Кресло цвета слоновой кости, с подушечкой для головы, отодвинули от стены явно специально для меня. Когда я присела, кожа скрипнула. Эмберги уселся за свой стол. Об этом столе ходили легенды, но мне еще не доводилось его видеть. Действительно, было на что посмотреть — сделанный из розового дерева и богато украшенный резьбой, он казался настоящим произведением искусства, вещью, которая выпячивала как свою антикварную ценность, так и китайское происхождение.

За спиной Эмберги из дорогущего панорамного окна открывался великолепный вид на центр города, на реку Джеймс, которая поблескивала вдали, и на южную часть Ричмонда, напоминавшую отсюда лоскутное одеяло. Эмберги щелкнул замком портфеля из страусиной кожи и извлек стопку гербовой бумаги, исписанной какими-то каракулями. Мой босс основательно подготовился к этой встрече — он никогда ничего не делал без шпаргалки.

— Думаю, вам известно, насколько общественность обеспокоена последними убийствами, — произнес Эмберги, обращаясь ко мне.

— Разумеется.

— Вчера мы с Биллом и Нормом провели, так сказать, экстренное совещание. В числе прочего мы обсуждали статьи, которые появились в газетах за выходные дни. Как вы, доктор Скарпетта, возможно, знаете, новость о последнем убийстве, то есть трагической гибели молодой женщины-хирурга, уже распространилась по всему городу.

Я этого не знала, но ничуть не удивилась.

— Уверен, что вам задавали вопросы по поводу этого убийства, — мягко продолжал Эмберги. — Мы должны в корне пресекать любые попытки взять интервью, иначе нам несдобровать. Именно об этом мы вчера и говорили.

— А если бы вы в корне пресекали убийства, — заметила я не менее мягко, — то давно бы уже получили Нобелевскую премию.

— Именно к этому мы и стремимся в первую очередь, — отреагировал Болц — он успел расстегнуть свой темный пиджак и откинулся в кресле. — Мы постоянно работаем с полицейскими. Однако мы также считаем, что подобные утечки секретной информации недопустимы. Журналисты раздувают подробности происшествия, и в итоге люди паникуют, а убийца в курсе всех наших планов.

— Совершенно с вами согласна. — Тут мой язык меня подвел — и потом я горько пожалела о своих следующих словах: — Можете быть уверены: я не делала никаких заявлений из офиса, не давала никакой информации, кроме самой необходимой.

Я ответила на еще не заданный вопрос, и мой внутренний голос натянул поводья, сдерживая идиотскую прямоту. Если меня вызвали для того, чтобы обвинить в неосторожности, я должна была, по крайней мере, заставить их — или хотя бы одного Эмберги — перейти к обсуждению весьма скользкой темы. А я сама на блюдечке поднесла им доказательства, то есть дала понять, что их подозрения были справедливы.

— Итак, — подытожил Эмберги, глядя на меня своими глазками-буравчиками, — вы только что предъявили нам нечто, что требует более пристального изучения.

— Я ничего такого не предъявляла, — безразличным тоном ответила я. — Просто констатировала факт.

В дверь тихонько постучали — это рыжая секретарша принесла кофе. В кабинете мгновенно повисла тишина. Однако девушку это ничуть не смутило — она не торопилась уходить, с достойным лучшего применения рвением проверяя, каждому ли достались чашка, ложка, сахар. А Билла Болца она прямо-таки опутала липкой, как паутина, заботой. Болц, возможно, был не лучшим из прокуроров штата, но, без сомнения, самым красивым. Он принадлежал к тому редкому типу блондинов, к которым время относится более чем лояльно — ни волосы у них не выпадают, ни пивной живот не образуется. Только тоненькие «гусиные лапки» в уголках глаз говорили о том, что Биллу почти сорок.

Когда секретарша наконец удалилась, Болц произнес, не обращаясь ни к кому конкретно:

— Нам известно, что у полицейских периодически возникают проблемы с утечкой информации. Мы с Нормом говорили с одним высшим чином. Никто понятия не имеет, откуда просачиваются сведения.

Я подавила желание высказаться. А чего, интересно, они ожидали? Что какой-нибудь высший чин крутит роман с Эбби Тернбулл? Что какой-нибудь коп с виноватым видом скажет: «Извините, ребята, это я раскололся»?

Эмберги хлопнул по столу стопкой листов.