Вскрытие показало…

В кромешной тьме несколько мгновений, что прошли в ожидании ответа, наверное, показались Лори вечностью. Она поняла, что по коридору идет вовсе не Мэтт.

В ужасе она зажгла лампу, чтобы позвонить в полицию.

Но едва Лори набрала «911», как убийца оказался в спальне. Он сорвал со стены телефонный провод прежде, чем Лори успела сказать хоть слово.

Возможно, он выхватил из ее рук телефонную трубку. Возможно, накричал на Лори, или она стала умолять о пощаде. Но все пошло не так, как планировал убийца.

Он озверел. Возможно, ударил Лори. Не исключено, что именно этим ударом он переломал ей ребра. Пока Лори корчилась от боли, преступник осматривал комнату. Именно осматривал — ведь Лори включила лампу. Тогда-то убийца и заметил на столе охотничий нож.

А ведь до убийства могло и не дойти! Можно было спасти Лори Петерсен!

Если бы только звонку присвоили первую степень важности, если бы его сразу же переадресовали патрулю, полиция оказалась бы у дома Петерсенов в считаные минуты. Офицер увидел бы свет в окне спальни — как бы преступник отрезал шнуры от ламп и телефона и связывал свою жертву в полной темноте? Полицейский вышел бы из машины и услышал шум. А если бы и не услышал, его прожектор выхватил бы из мрака открытое окно, разрезанную москитную сетку, скамейку. Преступник следовал своему ритуалу, а этот ритуал требовал времени. У полиции был шанс предотвратить убийство!

У меня пересохло во рту, и я была вынуждена отхлебнуть кофе. Лишь сделав несколько глотков, я смогла спросить:

— Сколько человек об этом знают?

— Кей, об этом пока никто не заговаривал, — отвечал Болц. — Даже сержант Марино не в курсе — по крайней мере, мы так думаем. В ту ночь было не его дежурство. Мы позвонили ему домой уже после того, как человек в форме прибыл на место преступления. Сами мы узнали обо всем из министерства. Полицейские, которым известно, что произошло на самом деле, ни с кем не станут обсуждать такие темы.

Я понимала, что это означает. Тому, кто распустит язык, грозит понижение до регулировщика или прозябание за столом регистратора.

— Мы все это для того вам рассказываем, — Эмберги тщательно подбирал слова, — чтобы вы понимали смысл действий, которые мы вынуждены будем предпринять.

Я напряглась. Эмберги подходил к самому главному.

— Вчера вечером я говорил с доктором Спиро Фортосисом, судебным психиатром. Доктор Фортосис был настолько любезен, что поделился с нами своими догадками. Я также обсуждал эти убийства с ФБР. И вот вам мнение людей, которые собаку съели на выявлении такого типа преступников: пресса и репортажи в новостях только усугубляют проблему. Нашего маньяка все это вдохновляет на новые «подвиги». Он чувствует себя суперменом, когда читает в газетах о себе. У него просто голова кружится от успехов.

— Не в нашей власти ограничить прессу в правах, — резко напомнила я. — Как прикажете контролировать журналистов?

— А вот как, — произнес Эмберги, глядя в окно. — Они не смогут написать ничего существенного, если мы им ничего существенного не расскажем. К сожалению, мы и так уже сообщили репортерам слишком много. — Спецуполномоченный выдержал паузу: — По крайней мере, один из нас.

Я, конечно, не знала точно, на кого намекает Эмберги, но все указатели на выбранном им направлении целили именно в меня.

Эмберги продолжал:

— Сенсационная информация, просочившаяся в прессу, — мы ее уже обсуждали — стараниями журналистов превратилась в настоящие ужастики. Кошмарные подробности вынесены в огромные заголовки. Доктор Фортосис — а он эксперт — считает, что именно шумиха повинна в том, что преступник совершил четвертое убийство почти сразу после третьего. Маньяка подстегивает осознание того факта, что он теперь знаменитость. В нем снова просыпаются темные желания, и ему хочется побыстрее найти новую жертву. Как вы знаете, между убийствами Сесиль Тайлер и Лори Петерсен прошла всего неделя…

— А вы обсуждали это с Бентоном Уэсли? — перебила я.

— Нет, но я говорил с Саслингом, коллегой Уэсли из отдела бихевиоризма[15] в Квантико. Саслинг — известный специалист в этой области, он на тему бихевиоризма написал огромное количество статей.

Слава богу. Если бы Уэсли три часа назад сидел у меня в конференц-зале и ни словом не обмолвился о том, что мне сейчас рассказали, я бы просто этого не пережила. Наверняка он разозлился не меньше моего. Спецуполномоченный тоже приложил руку к расследованию. Он вздумал обойти Уэсли, Марино, да и меня в придачу, и сам вести это дело.

Эмберги продолжал:

— Ошибка оператора службы спасения из-за утечек информации может стать достоянием общественности. Не исключено, что в городе начнется паника. А это значит, доктор Скарпетта, что мы должны принять самые серьезные меры. Отныне право давать интервью будут иметь только Норм и Билл. Из вашего же офиса без моей санкции не должно просочиться ни единого слова. Я понятно излагаю?

Из моего офиса никогда прежде не просачивалась информация, и Эмберги об этом прекрасно знал. У нас не было ни малейшего желания «светиться». Я сама, когда мне случалось давать интервью, взвешивала каждое слово.