Вскрытие показало…

— А ты посмотри, что она обо мне пишет. А твоя база данных? Может, я псих, только мне кажется, что тут присутствуют личные мотивы…

— Утечка информации? Ты думаешь, Эбби влезла в мой компьютер и пишет статьи с сенсационными подробностями, чтобы стереть тебя в порошок?

— А если дойдет до суда, кому, по-твоему, не поздоровится?

Я не ответила. Я смотрела на Билла, не веря собственным глазам.

— Мне, кому же еще. Я буду вести эти дела. Преступления и без того гнусные, процесс и так станет сенсацией, а Тернбулл своими статейками еще более усугубляет ситуацию. Меня по головке за это не погладят. И Тернбулл это знает, Кей, можешь не сомневаться. Она мне подлянку готовит.

— Билл, — произнесла я, понизив голос. — У Эбби работа такая — вынюхивать, делать из мухи слона. На то она и журналистка. Но не это главное. Главное — с помощью ее статей можно будет оказать давление на суд, только если единственной уликой будет признание обвиняемого. Тогда защита станет склонять его отказаться от своих показаний. Защита будет построена на том, что обвиняемый страдает психозом, а подробности убийств узнал из газет. Он якобы лишь воображает, будто совершил эти преступления. Выродок, что убил несчастных женщин, не признает себя виновным, нечего и рассчитывать на это.

Билл осушил бокал и налил еще вина.

— Возможно, копы будут разрабатывать эту версию. Возможно, заставят подозреваемого заговорить. Может, именно так у них все и происходит. И не исключено, что с преступниками его будет связывать только это обстоятельство. Ведь у нас нет ни единого вещественного доказательства, которое нельзя было бы оспорить.

— Ни единого вещественного доказательства? — перебила я. Похоже, я ослышалась. А может, Билл просто перебрал и теперь не понимает, что говорит? — Да ведь преступник оставил чуть ли не литр спермы. Когда его поймают, тест на ДНК подтвердит его виновность.

— Ах да, как же я забыл про ДНК! В нашем штате результаты теста на ДНК доходили до суда от силы пару раз. Прецедентов практически нет, приговоров общенационального масштаба еще меньше — а по тем, что все-таки были вынесены, поданы апелляции. И, кстати, эти процессы до сих пор не завершены. Попробуй объяснить суду присяжных в Ричмонде, что человек виновен на основании результатов теста на ДНК. Хорошо, если хоть один присяжный знает, как расшифровывается эта аббревиатура! Наш суд — самый гуманный суд в мире: оправдает каждого, у кого коэффициент IQ выше сорока пунктов. Я уже столько об этом говорил…

— Билл…

— Черт! — Болц забегал по кухне кругами. — У нас не вынесешь приговор, даже если пятьдесят человек присягнут, что видели, как преступник спустил курок. Адвокаты найдут кучу компетентных свидетелей, лишь бы замутить воду и безнадежно запутать дело. Тебе ли, Кей, не знать, насколько сложно провести тест на ДНК.

— Билл, мне не раз приходилось объяснять присяжным не менее сложные вещи.

Он хотел что-то сказать, однако осекся, снова обвел взглядом кухню и глотнул вина.

Повисла напряженная тишина. Если исход судебного процесса зависит исключительно от результатов теста на ДНК, то получается, что я — главный свидетель, выступающий со стороны обвинения. Мне неоднократно приходилось фигурировать в этом качестве, и что-то я не припомню, чтобы Билл так переживал из-за этого.

Теперь все было иначе.

— Да в чем дело, Билл? — Я прямо-таки заставила себя задать этот вопрос. — Ты волнуешься из-за наших отношений? Думаешь, кто-нибудь о них расскажет и нас обвинят в служебном романе, скажут, что я подтасовываю результаты анализов, чтобы помочь обвинению?

Он бросил на меня взгляд и покраснел.

— Ничего я не думаю. Да, мы встречаемся, но не более того. Мы всего-то раз выбрались в ресторан и раза три — в театр…

Билл не закончил мысль, да этого от него и не требовалось. Никто не знал о наших отношениях. Обычно он приезжал ко мне домой или мы ехали куда-нибудь подальше от Ричмонда, в Уильямсберг или в округ Колумбия, где вероятность встретить знакомых приближалась к нулю. Я всегда больше Билла опасалась, что о нас кто-нибудь узнает. По крайней мере, Билл если и боялся, то виду не подавал.

А если сейчас он намекает совсем не на наши совместные вылазки, а на нечто, что может куда сильнее задеть мои чувства?

Мы с Биллом не были любовниками в том смысле, который обычно вкладывается в это слово, и данное обстоятельство создавало небольшое, но ощутимое напряжение в наших отношениях.

Думаю, мы действительно очень нравились друг другу и все же дали волю своим чувствам лишь несколько недель назад. Прежде Билл ограничивался тем, что после сложного и длинного процесса предлагал мне выпить. Мы шли в ближайший ресторан, а после пары скотчей Билл провожал меня домой. Все случилось внезапно. Мы завелись с полоборота, как подростки, между нами пробегали вполне реальные электрические разряды. Запретность этой близости сделала желание еще более неистовым, и, когда мы оказались на кушетке в моей темной гостиной, я запаниковала.