Вскрытие покажет: Записки увлеченного судмедэксперта (3-е изд., расш. и доп.)

Из каждого органа тела секционным ножом или острыми ножницами вырезают небольшие кусочки размерами около 1×1×0,5 см и тут же, у стола, помещают для фиксации в формалин (формалин довольно агрессивен, и поэтому эксперты всегда принимают меры по минимизации контакта с ним). Фиксация продолжается сутки или двое, за это время кусочки пропитываются формалином, что исключает их гниение. Если в органе нет патологических изменений, берут один кусочек, если есть какие-то изменения, исследуют несколько (иногда очень много) кусочков. Как уже говорилось, иногда кусочки маркируют, то есть указывают, что это за ткань или орган. Обычно по структуре взятых кусочков визуально можно легко определить, из какого органа они изъяты, но порой это невозможно. Например, когда берутся два кусочка мышечной ткани с кровоизлияниями (есть подозрения, что эти повреждения причинены в разное время), то после фиксации в формалине невозможно без маркировки определить, откуда взята эта мышца — из шеи или груди.

После фиксации происходит вырезка. Впервые услышав такое слово, я подумал, что это сленг, но нет, это вполне официальное название процесса. Происходит он следующим образом: взятые фрагменты органов и тканей извлекают из формалина, промывают водой и выкладывают на специальный стол. Одновременно подготавливают кассеты, в которые будут укладывать вырезанные кусочки (фото 18).

Из каждого фрагмента органа или ткани острым ножом вырезают маленькие кусочки (фото 19–22) и по четыре штуки укладывают в кассеты, все остальное заворачивают в марлю, подписывают и хранят в формалине (так называемый влажный архив). На фото 23 вверху — то, что остается в архиве, внизу, в кассетах, — то, что направляется дальше.

Вот в этих кассетах, например, можно увидеть твердую мозговую оболочку (тонкая полоска в правой верхней кассете), а в левой нижней кассете видны четыре кусочка мозга и даже можно рассмотреть точечные кровоизлияния (фото 24).

Далее кассеты запускают в автоматизированную проводку, из кусочков на микротоме автоматически нарезаются очень тонкие пласты, которые помещаются на стекла и окрашиваются специальными окрасками. Окрасок этих очень много, и у всех свое назначение. Только после этого гистолог изучает препарат под микроскопом. С давних времен ходит среди экспертов байка, как однажды врач-танатолог шутки ради направил в гистологическую лабораторию под видом сердца тонко нарезанную вареную колбасу, и гистолог разглядел инфаркт миокарда. Думаю, это не более чем байка, ведь даже в зоне некроза миокарда всегда будут видны какие-то фрагменты кардиомиоцитов.

В моей практике была такая история. На дне канализационного коллектора обнаружили труп мужчины. Для извлечения трупа привлеклись опера, которые почему-то веревкой обвязали не туловище, как это делается обычно, а шею и так вытащили труп наружу. Исследуя на следующий день тело, я обнаружил что-то похожее на странгуляционную борозду на шее и взял кусочек для гистологического исследования. О том, что труп вытаскивали за шею, я не знал. Каково же было мое удивление, когда гистологический анализ указал на то, что странгуляционная борозда образовалась при жизни погибшего! А уж как удивились в милиции, когда об этом узнали: ведь получалось, что смерть наступила в результате асфиксии во время извлечения из коллектора… Запахло большим скандалом, в рядах силовиков началась паника. Спасло их то, что смерть наступила от другой причины, в чем не было никаких сомнений. А гистологию делал молодой эксперт, который неправильно оценил микроскопическую картину. Вот как бывает…