Вскрытие. Суровые будни судебно-медицинского эксперта в Африке

Справедливое распределение ставит вопрос о том, как делить финансовый пирог. Теоретически каждый человек мог бы получить равную долю. Либо каждый может получить долю в зависимости от того, сколько ему нужно, или какой вклад он внес, или от того, что заслуживает. После многих лет размышлений над этим вопросом я считаю, что лучший ответ можно найти в технологии блокчейн. По замыслу, блокчейн – это децентрализованная технология, общая публичная бухгалтерская книга, на которую будет опираться вся сеть при распределении ресурсов.

Современное общество настолько сложно, что люди уже не могут сами справиться с дележом финансового пирога. Алгоритмы предлагают наилучший способ сделать это. Например, я бы не стал есть корочку пирога (потому что в настоящее время я на низкоуглеводной диете), так что забирайте корочку, если можете дать мне немного мяса. А вегетарианец съест только овощи из пирога. Алгоритмы технологии блокчейн, вероятно, станут краеугольным камнем экономики здравоохранения в будущем.

Как лучше всего внедрить современную судебно-медицинскую систему и первоклассную судебно-медицинскую службу в бедных странах с ограниченными ресурсами?

Мой предварительный ответ заключается в том, что это действительно возможно, когда правительство и общество объединяются. Это может предусматривать приватизацию или создание государственно-частного партнерства. Криминалистическая служба могла бы быть государственной или же независимой, если бы некоторые государственные органы были приватизированы. Помните, что все общество выигрывает от эффективной медико-правовой системы. Профессия также нуждается в лучшем пиаре, чтобы привлечь больше людей в наши ряды.

Возможно, еще более спорное решение можно найти в концепции скромного гамбургера. Если коммерческие франшизы бургерных могут выйти на рынки с низким доходом и добиться успеха, то, несомненно, система судебно-медицинских экспертов тоже может выйти на любой рынок и добиться успеха. Если мы можем индустриализировать гамбургер, то наверняка в состоянии индустриализировать судебно-медицинское расследование неестественной смерти?

Эта глава началась с вопроса: «Все ли мы равны в смерти?» Я хотел бы ответить на него следующим вопросом: «Все ли мы равны в жизни?»

Ранее я вкратце упомянул концепцию эгалитаризма удачи. Согласно этой точке зрения, одни люди оказались в своей нынешней ситуации из-за неудачи (например, из-за ошибок в генетическом коде), тогда как другие – из-за последствий сознательного выбора.

Кого вам больше жаль – ребенка с генетической аномалией или взрослого, который пил слишком много алкоголя и злоупотреблял наркотиками?

Как практикующий врач, вы бы одинаково относились к этим двум пациентам? Если ресурсы ограничены, зачем тратить деньги на человека, который сам себя разрушает?

Теперь давайте сделаем еще один шаг вперед. Представьте, что вы травматолог и в ваше травматологическое отделение одновременно доставляют двух пациентов. История, рассказанная сотрудниками скорой помощи, выглядит следующим образом: один – налетчик, а другой – полицейский не при исполнении служебных обязанностей. Оба получили огнестрельные ранения и находятся без сознания.

Кто хороший парень, а кто плохой?

Смогли бы вы лечить обоих пациентов одинаково? Стали ли бы вы в любом случае осуждать? Кого бы вы лечили в первую очередь, особенно если бы были единственным дежурным травматологом? А что, если травмы налетчика серьезнее, чем полицейского? Протокол требует, чтобы вы сначала лечили того, что пострадал сильнее.

Врач – это врач, а не судья.

Теперь: что, если тот полицейский на самом деле был налетчиком? Только суд может реально установить окончательную истину. Судя по всему, вы предполагаете, что налетчик виновен, но пока ничего не доказано.

Вот почему долг медицинского работника – оказывать помощь без страха, благосклонности или осуждения. Представьте, как это может быть трудно, если вы знаете, что лечите убийцу, насильника или налетчика.

Если полицейский кого-то убивает, закон требует, чтобы за судебно-медицинским расследованием следили Независимое полицейское следственное управление (IPID), местный центр уголовных приводов, детективы, фотографы и т. д. Когда такое происходит, морг буквально кишит людьми, и я едва могу двигаться в этой толкучке. Причина кроется в нарушении прав человека в прошлом; я прекрасно понимаю и уважаю это.

Однако, когда преступник убивает полицейского, обычно в морге остаемся только мы с покойным. Мне это кажется нечестным и несправедливым. Иногда для дел определенного типа создают специальные оперативные группы, но не для других. Почему одна разновидность несправедливости хуже (для вас), чем другая? И это лишь некоторые из видов неравенства в смерти.