Вслед за Бурей

— Так вы что же, всего-то за шесть с лишним веков умудрились забыть про такое? Это же вам не дождик какой-нибудь, это… это… это Буря! — так и не смог подобрать подходящих слов Люк.

— Про прошлую помнили. Моя мать как-никак сразу после нее к нам явилась.

Яру живо представилась картина из своего детства, когда его, еще мальчишкой, охотники брали с собой в поход к Кругосветной стене. В ту далекую пору старый лес еще полностью не залечил, нанесенные стихией раны: рухнувшие древесные исполины тут и там зеленели сучковатыми замшелыми трупами. Лес же юный, уже захвативший предгорную пустошь, тогда только-только перемахнул верхушками сосенок рост взрослого человека. Сочная молодь побегов стягивала туда целые стада копытных со всей Долины. Дичи в то время родичи брали с избытком. Как про такое забудешь?!

— А вот про ту, что до нее была помнить уже перестали, — признал Яр. — Людская память короткая, а таких, как я, в Племени никогда прежде не было. Потому и забылась беда. А может, и не было раньше Бурь в Долине. Кто ж знает?

— Были, Яр. Были.

Вечный смотрел на собрата с ухмылкой. Прямо, как знающий старший на младшего глупыша. Впрочем, оно почти так и было. Года годами, а вся мудрость хранителя Племени в северном мире стоила малого. Жизненный опыт, и все. Ничего столь уж ценного, если так рассудить. Любой местный гораздо учёнее. Вот, хоть взять ту же грамоту, с коей тут каждый второй в ладах. Про нее Люк и заговорил дальше.

— На что у людей памяти не хватает, то они в книги записывают. Слова и буквы хранят историю лучше самых светлых голов. Ты что же, думаешь во всем мире стены ломались, а ваша Долина особняком стояла? Ан нет. В древних летописях много чего отыскать можно. Натыкался я как-то и на упоминание о исходе твоего народа на юг. Кажется, семь циклов назад это было. Сколько времени с тех пор прошло, а книги помнят. Если вовремя старинные тома переписывать, знания поколений и поколений сохранить можно. Так то. Самые древние записи из известных аж девять Бурь назад сделаны. То есть, сейчас уже десять. Можешь представить себе такой срок?

— Не могу, — и секунды не потратил Яр на раздумья. — Мне совсем недавно казалось, что длиннее моей жизни ничего на свете нет. Вот, вроде бы и детство свое помню, а ощущения такие, будто бы я всегда был. Как будто бы вместе с самим миром родился. Надо же. Десять раз по столько… Неужто и тогда люди под небом ходили?! Да уж… А мои записи вместе с горами рухнули.

— Что? Прям на Стене выводил?

— Да. Почти так. Пещера одна была, там и записывал. — Мудрейшего в очередной раз кольнуло болью утраты, но он быстро отогнал воспоминания и продолжил о важном:

— Значит, семь Бурь прошло, как наши с вашими разошлись? Не удивительно, что все позабылось. Вечных-то в Долине до меня не было.

— Циклов семь. Бурь, соответственно, восемь, — поправил Люк. — Но та летопись гораздо позже написана. Могли и напутать. Подтвердить нынче некому. Свидетелей тех времен в мире уже не осталось.

— А Вечные тогда тоже были? — неожиданно спросил Яр. Мудрейший на секунду засомневался в подлинной бессмертности Проклятых. Может, и у таких, как он есть свой срок? Просто старость приходит значительно позже?

Словно разгадав мысли собеседника, Люк в очередной раз улыбнулся.

— По преданию, самый старейший из Вечных шесть циклов прожил. Его, как и многих других наших братьев, убили в Даргоне три Бури назад во время Бунта Святых. Тогда как раз нынешняя Церковь рождалась. Само-собой, крови с обеих сторон пролилось — море. Говорят, пол-столицы в одну ночь полегло. И это было еще только начало.

Несмотря на печальность описываемых событий, глаза Люка оставались веселыми. Похоже, его мало заботила смерть тех людей из прошлого. Тем не менее развивать тему установления нового миропорядка Вечный не стал, разом переключившись на настоящее:

— Сейчас самым старым существом из живущих считается тетушка Сара — да будет ей в радость сей титул.

Тут уж и губы Мудрейшего растянулись в улыбке. Яр вспомнил, как он поначалу причислял гвардейцев и Люка к сарийцам.

— Богине теперь аж пять циклов. Как, правда, и Навасу. Но тот заявляет, что он на свет вылез чуть позже. Шутка, конечно, но Сару, говорят, злит этот фарс. Навас — это, чтоб ты знал, верховный магистр того самого Ордена Мудрости, куда ты собирался вступить. Не упоминал его Дамаран?

— По имени нет.

— Ну, теперь будешь знать. Виторио Навас — пожалуй, самый опасный Проклятый в мире. Прошу любить и жаловать. Только портрета, извини, нет. Не с руки за собой таскать.

Дальше Вечный пустился в долгое и довольно подробное повествование о могущественном Ордене Мудрости. Что-то из услышанного Яр уже знал, но о многом Дамаран ему не рассказывал. Например, умолчал магистр про школы послушников, где детей с малых лет превращали в безропотных слуг. В шесть таких, по количеству подконтрольных держав, орденские скупщики собирали сирот и не только со всего мира. Из этих-то малышей впоследствии и вырастали те самые «Карлы» и «Эрмины», верные и неподкупные.