Вслед за Бурей

«До весны я не продержусь,» — обреченно подумал Кабаз. «Совсем изведусь от бездействия. Как же меня так угораздило вляпаться… Ведь, всегда с головой дружил, а тут, как под чары попал. Может, она на меня заговор какой наложила? Вдруг, колдовством меня держит? Все ведь прощаю: и ругань, и подлости, и обман. Вон ведь, какую свинью мне с Лисеком подложила — убить мало! Да и пацан хорош. Духами предков мне клялся, а сам… Нет. Не судьба мне теперь жизнь по-старому обернуть. Я теперь к Инге привязан накрепко. Любовь — штука страшная. И чего только люди говорят, что от любви до ненависти один шаг? Шагаю, шагаю, а все бестолку. Ничего не меняется.»

* * *

Перемены, на которые влюбленный охотник никак не рассчитывал, и которых, если положить руку на сердце, пожалуй, и не хотел, произошли в его жизни утром третьего дня.

Кабаз, отчего-то проснувшийся в этот раз раньше обычного, потихоньку, чтобы не разбудить подругу, выбрался из землянки и, втянув полную грудь прохладного рассветного воздуха, трусцой припустил к воде — умываться. Выскочив из зеленого сумрака леса на пляж, парень тотчас же заметил в прибое какой-то предмет. Приличное, шагов триста-четыреста, расстояние не позволяло в точности определить, что там такое дрейфует у берега, и заинтригованный Кабаз немедля устремился к находке.

По мере приближения к цели, то, что поначалу охотник принял за плавник, постепенно обрело очертания человеческого тела. Маленького тела, почти детского. Кабаз вихрем ворвался в воду, подняв тучу брызг. Лисек! Ошибки быть не могло. Худощавую фигуру мальчишки Кабан признал сразу же. Даже переворачивать лицом вверх не требовалось, чтобы понять. Тем не менее Кабаз это сделал и, подхватив утопленника под мышки, выволок его на берег.

Несмотря на длительное пребывание в воде, тело парня не сильно распухло. В детстве Кабазу как-то раз довелось поглазеть на вынесенный Великой труп какого-то рыбака из Безродных, но того бедолагу, видно, дольше тягало течением между омутами — вонь стояла, хоть нос затыкай. Лисек выглядел лучше и совсем не пах, но все же… Мертвец вообще — зрелище не самое приятное, а утопленник, так и подавно. Даже зачерствевший душою Кабаз ощутил отвращение. А уж он-то всякой мерзости насмотрелся за последнее время.

Одеревеневшие конечности паренька навечно застыли в полусогнутом состоянии. Слипшиеся пряди волос почти полностью закрывали лицо, но один глаз мутным белесым пятном продолжал смотреть в никуда. Правый краешек рта, также выглядывавший из-под спутанных косм, неестественно искривился в причудливой посмертной гримасе. По всему было видно, что обретенная намедни свобода не принесла парню радости. К духам он отходил в муках. Страдания последних минут напрочь обезобразили миловидный некогда лик.

Раздосадованный Кабаз стоял на коленях возле тела мальчишки, не зная что делать дальше. Вернее, конечно, он знал, что погибшего нужно предать огню. Так с мертвыми не только в Племени поступали. У Безродных, насколько охотник знал, бытовала та же традиция. Только он же весь мокрый, да и чужак. Других-то Чажанов они с Ингой зарыли в песок на дальнем конце острова — не стали себя утруждать. Но ведь это же Лисек! Его с Важгой и остальными равнять не хотелось. Совесть требовала с мальцом поступить по-людски. Пусть и предал он Кабаза, не сдержал обещание — сбежал в ту же ночь, все равно паренька было жаль.

Кроме жалости, как это не странно, склонившийся над мертвецом охотник также испытывал злость. Злился Кабаз на Ингу, отправившую мальчишку на верную смерть; злился на себя, за то что не смог предугадать случившегося; злился на самого Лисека, хотя уж он-то за все уже расплатился сполна; злился на зарбаговых тварей, погубивших привычный мир и его прежнюю счастливую жизнь; злился на богов-попустителей и на судьбу-обманщицу.

Сжатый кулак с силой ударил в песок, и Кабаз громко отрывисто выругался. Дальше последовала целая серия из бранных слов и ударов. Распалившийся парень остервенело лупил ни в чем не повинную землю и орал, пока не сорвал голос и не стер в кровь костяшки пальцев. Накричавшись, охотник зачем-то пихнул тело Лисека, будто бы Чажан мог почувствовать этот толчок и ощутить себя виноватым. Тем не менее труп качнулся, и дернувшаяся голова завалилась набок. Съехавшие же всторону волосы обнажили тонкую шею. Кабан замер. Узкая темная полоса, расчертившая бледную кожу, мгновенно перевернула все мысли Кабаза с ног на голову.

Душили!

Охотник стремительно разметал слипшиеся космы Чажана и сдавленно зарычал, утвердившись в возникшей догадке. Длинный ровный синяк аккуратно опоясывал шею мальчишки. Утопленник оказался совсем не утопленником. Лисека задушили каким-то шнуром, или жилой — чем-то тонким и прочным. Причем, сзади. Кольцо синяка разрывалось, немного не доходя позвонков — кто-то ловко сработал.

Хотя, что значит «кто-то»?! Кабаз моментально все понял:

«Вот, тварь!»