Вслед за путеводною звездой (сборник)

Проведать или продлить здоровье автомобиля! Свежий ветер в промытые влажные волосы. И – стоп! Налицо – стрелка датчика бензобака! Он практически пуст, хотя накануне был заправлен по горло! Горло – это ключевое слово! И главный вопрос – где я был, если я точно нигде не был???!!!

Я никогда не видел криминальные трупы, хотя и вынужден был их снимать на правах имитатора правды. Посещение моргов всегда представлялось мне запретной для сознания темой. Всё было навязано представлением от просмотренных фильмов с долей участия своих домыслов, как «по-иначе» оживить, такое событие для дряхлеющего экрана. Но как передать эту безобразную правду, когда даже будущие живописцы прошлого хладнокровно посещали анатомические театры?!

Жизнь и кино довольно разные вещи, как кумкват и теория относительности, но которые режиссёр при помощи рук соучастников процесса пытается претворить в свою собственную заполошную и сиюминутную эстетику, когда на площадке ничего нет, и уже никогда не будет. Но смена идёт и, как Жизнь, либо парит с тобой вместе, либо проходит мимо. Статист трупа, по внезапно вспыхнувшим религиозным убеждениям встаёт и уходит в отказ в прямом смысле, с вещами покидая площадку. Деньги нещадно капают с лицевого зарплатного счёта Творца в нехитрый, но хваткий карман продюсеров, уже акцептовавших свои доходы. И, чаще всего, человек разумный, а режиссёр – бессовестный и не пытается ничего сделать. Вовсе, повернувшись, что называется, к лесу передом, к кому-то задом, но лицом при этом, как в гуттаперчевом цирке, всё же к пластиковому стакану с зелёным чаем, услужливо вставленным во второй, проложенный салфеткой внутри, чтоб не «ожечься», покорным и пока ещё незолотозубым начинающим мелкорабочим из Средней Азии.

– Время неопределённо, но век, вероятно, XIX… Не понимаю, кто я и как меня зовут, и зачем я делаю ЭТО…

Огюст Луи Мари Николя или Луи Жан… Я поливаю что-то из шланга… Оказываюсь мокрый, облитый с головы до ног каким-то подонком… Я не могу увидеть, кто он… Изображение дрожит, и дальше – чёрные пятна и царапины… Цифры какие-то… Крупно с человеческий рост…

– Я считаю до трёх, и на счёт три – Вы просыпаетесь!

– Что скажете, Наталья Николаевна?!

– Думаю, что это точно не он. Скорее всего, именно этот Саша абсолютно безгрешен и невиновен. С точки зрения, скажем, сегодняшнего правосудия. Он никому не причинил вреда, кроме разве собственного представления о себе самом и себе самому же.

– Хитро, как в Москве метро!!! Литература прямо какая-то! А, попроще! Если можно?! Что это, так для интереса уже, за бредятина-то французская?

– Он – просто фантазёр! Во сне, в который мы его погрузили, ему кажется, что он один из братьев Люмьер, придумавших кинематограф. Это их имена. История со шлангом – просто сюжет, по-моему, второго по счёту их фильма «Политый поливальщик» – короткая юмореска, как мальчик-хулиган разыграл садовника, наступив на шланг. Чёрные пятна, царапины и цифры с человеческий рост – захватываемый кинопроектором ракорд – техническая часть целлулоидной плёнки в начале и в конце бобины с фильмом. Про девятнадцатый век, думаю, уже объяснять не надо.

– Думаю, что никому уже ничего объяснять не надо… Увы, но и это дело мы закрываем… Помолимся, брааатья!!! Для всех это будет только лучше.

– Роман Романыч! На секунду Вас можно?!

– Можно! Ррраз! И артист – Свободен!!!

– Нууу! Репертуар юмора уже и обновить можно было!

– Однофамилец! А ты знаешь, от чего Мичурин погиб?!

– Знаю… Упал с клубники…

– Вот именно… Всё уже с неделю как прояснилось. Мне просто любопытно было, как эксперты работают. «Голубая лента»! Читай Конан Дойля! Хе-хе! По ай-пи, что ли адресу какому-то, пацаны наши выход с украденного ноутбука засекли на Чугунных воротах. Пока рванули – никого нет! Цап – а уже пересёк границу! Азиат какой-то, короче, гомофоб-мститель. А сначала думали, что мать родная, узнав, убила. Так что выписывай режиссёру своему пропуск на опохмелку… Да и батюшка, прямо, скажем, погорячился… И на одной и на другой своих службах… И обнародовать этот позор – мать-одиночку гробить! Пусть лучше всё в Лету канет, к ендовой матери! Через неделю-месяц забудут и ничего не узнают. Я т-те грю!

С завальцованным, как снежный пай сознанием, мне кажется, что счастье запустило руку ко мне в штаны, совместно с теплом и благодарностью к следствию, отделившему семена от плевел.

Единственное, что точно случится с нами – это смерть. Всё остальное – заковыристо и непредсказуемо. Цена известности – Шум и, как норма, бессмысленность. Значению цена – Тишина.

И я всё таюсь, беременный или обременённый, каким-то, до сих пор никому неизвестным значением или знанием…

Никто никому не поможет. Никому не поможешь и ты. У всего есть свой собственный вихрь, который выкручивает руки Судьбы во все развлекательные для его забав стороны… Нужно просто слушать воздух… А лучше – слышать его…

Но этот вечный запах свечей!!! Или свеч?! Куда мне от него деться?!

Всё перемешано в этом мире. Друг с врагом, враг с другом. Как всё перемешано и во мне.