Вслед за путеводною звездой (сборник)

Он помнил, ощущая каждым нервом,
Как было это всё в пятьдесят первом:

Печёнкой чуял, что его «пасут»,

Уже почти неделю был на взводе –
Гулять ему недолго на свободе.
Да здравствует наш справедливый суд!

С ним были, вспоминается теперь,

Ваншенкин Костя, Винокуров Женька…
Они тогда набрались хорошенько…
А ночью громкий стук раздался в дверь.

Иным хватило раза одного,

А для него же ходка стала третьей.
Неясно, что теперь в Москве он встретит,
Друзей куда-то делось большинство…

Увы, он больше не увидит мать

В уютной комнатёнке на Арбате –
Ушла туда, откуда нет возврата,
Когда ему впаяли двадцать пять.

Он в зоне был с бедой наедине.

Амнистия. В карманах ветер свищет.
В Москве осталось только пепелище,
Но всё же телеграмму дал жене.

Она ему давно уж не жена,

Но слух прошёл. Одни другим сказали,
И вот на именном его вокзале
Толпа известьем разбережена.

Пришли друзья и не совсем друзья,

И молодёжь зелёная, и мэтры.
Поскольку перемен подули ветры,
То пропустить событие нельзя.

И кто-то руки потирал: «Ага!»

Пусть возвращается! Он всем теперь до фени.
Он не воскреснет, чай не птица Феникс!
Приятно унижение врага!

А кто переживал наверняка –

Встречать-то будут всё же по одёжке…
А с гардеробом дело безнадёжно
Сегодня у вчерашнего ЗэКа!

Подходит поезд Воркута – Москва.

За стёклами мелькающие лица…
Из Приполярья вырвались в столицу,
Архипелага бросив острова.

Ну вот и он. При шляпе и в пальто.

Костюмчик даже чересчур нарядный.
Для воркутинца вид незаурядный –
Такого ожидать не мог никто.

Глядите на него во все глаза!

Поэт отнюдь не вызывает жалость.
А кое-кем уже воображалась
На нём и телогрейка, и кирза!

Нет! Что-то не читаются следы

Судьбы его зловещих траекторий,
Как будто прошвырнулся в санаторий,
Как будто бы и не было беды!

А он уже ступает на перрон

С немного даже нарочитой ленью.
Не появленье, а скорей – явленье!
Глаза, глаза, глаза со всех сторон!

Он всех живее – вопреки и несмотря…

Глядите же, глядите и дивитесь,
Что жив-здоров последний третий витязь,
Три раза переживший лагеря,
Судьбой три раза брошенный на дно!
И пусть душа осталась в рваных ранах,
Сегодня здесь он равный среди равных!

Предугадать пока что не дано,

Что скоро властью будет он обласкан,
Что станет он в президиумы вхож;,
Что ордена ещё украсят лацкан,
И ляжет на погосте… для вельмож;.

Пока же отмечали все вокруг,

Что гладко выбрит он и наодеколонен.

В купе за кадром оставался друг,

Друг настоящий – Михаил Луконин,

Чтоб зритель ненароком не допёр,

Что у спектакля «Возвращенье в лоно»
Имелся постановщик-режиссёр,
Не пожелавший выйти на поклоны…

Афанасий Фет 1861 год