Вслед за словом

Пагода – над бездонною пропастью. Мгла солёная. Поворожила всласть. Музыка. Весть и власть.

Мандельштам говорил о прозе:

– Прерывистый знак непрерывного.

Совершенно верно. И лучше – о прозе – пожалуй, не скажешь.

Только что сказать – о моей, необычной, прозе поэта, если проза моя зачастую и не проза совсем, а поэзия?

(Появился внезапно Феллини. Словно давний мой талисман. Прилетел – с высоких небес. Ну конечно, с Джульеттой Мазиной. У которой в руках была та, из фильма «Дорога», серебряная, иногда над миром звучащая, и волшебная, видно, труба.

Посмотрели супруги – вдвоём – на меня. Головами кивнули. Мол, держись. В работе – спасение. Надо выстоять – и победить. И Джульетта Мазина вновь на трубе своей заиграла. И тогда – отголоском хорала – в небе вспыхнуло слово: быть.)

Ведь есть на земле – поэт. Особенный. Небывалый. Другого такого – нет. И – не было. Так? Пожалуй. Тем более, речь его – вселенские связи. Тайны. Стихий – сквозь явь – торжество. И всё это – не случайно. Над миром его – покров: с высот неземных. Небесный. Над россыпью звёздных слов. Над жизнью, что стала песней. Над музыкой бытия. Над всем, что призваньем стало. Наития и чутья слиянье. Чудес начало. Движение дум и чувств. Служения продолженье. Сближение всех искусств. Прозрение. Постиженье. Свершений грядущих свет. Открытая днесь дорога. И есть на земле – поэт. Поэзия – дар. От Бога.

Не для себя. Для всех. Живущих надеждой, верой, любовью. Для всех живых. Для душ и сердец людских.

Вовсе не для себя говоря. Обращаясь – к людям. Слышат. Поймут. Придут. Ведь обозначен – Путь.

Голос. В который раз – пение. Прорицанье. Снова впадая в транс. Ввысь уходя – сквозь мрак.

Время с пространством – здесь, рядом. За ними – тени тех измерений, где встретимся мы – потом.

Ночь, за которой вдруг разом встаёт – сиянье. Жертвенность. Подвиг. Долг. Призванность. Весть и страсть.

Се – тот поэт. И с ним – празднество и единство сущего. Слову – быть. Сказанному – для всех.

Музыка. И мольба. Мистика. И молитва. Что же ещё? Судьба. Денно и нощно – битва. С тьмою. С бездушьем. Зов. Крик. Или шёпот? Лепет? Взгляд. За которым – кров. Шаг. За которым – трепет. Вызов. Любому злу. Кротость. И – крепость. Сила. Взлёт и прорыв – сквозь мглу. Вздох по тому, что – было. Слава. Всему, что – есть. Право. На всё, что – выше. Речь. Озаренье. Честь. Чуя. Внимая. Слыша. Полифония. Круг. Летопись. Откровенье. Светопись. Чистый звук. Рвенье. И – дерзновенье. Знак, различимый вмиг. Злак. Утоленье жажды. Жизнь. И – страницы книг. Тех, что поймут однажды.

Ты твердишь мне о том, что было, говоришь о том, чего не было, непрерывно сопоставляешь что-то с чем-то, – зачем же так?

То, что было, куда-то сплыло, ну а то, чего вовсе не было, с тем, что было, соединилось, превратилось в звук или знак.

Всё настолько было чудесным, не могло быть сухим и пресным, что давно устремилось к песням, оказалось на месте там.

Нет причины мне спорить с кем-то – ведь живая событий лента сквозь пространство прошла зачем-то, чтобы время постиг я сам.

Нить – у меня в руке. Выйду из лабиринта бед моих, отшумевших где-то, давно, вдали.

С нитью – понятье «быть» связано неизменно. К свету – из мглы, из мрака. Даже из-под земли.

Быть – это жить. И – петь. Быть – это знать. И – верить. Быть – и любить. Прозреть. В чаяньях – и речах.

Имя эпохи – здесь. В книгах моих. При звёздах. В вышних. В юдоли нашей. В яви. И – при свечах.

Я стоял у моря, один, возле самой воды, весной, и смотрел, как ещё не прогревшиеся на солнце апрельском волны набегают, одна за другой, на пустынный берег, и слушал мерный рокот, неспешный плеск пробуждающейся стихии.

Позади, за плечами, было столько сложностей и событий, слишком тягостных для меня, что, казалось, они нарочно были собраны воедино кем-то злобным, жестоким, жаждущим поразить меня в самое сердце, нанести мне побольше ран.

Мне хотелось лишь одного, как и встарь, – покоя и воли. Мне с избытком хватало боли. Я держался, как мог. Ничего, постараюсь выстоять вновь. Не впервой. И похуже бывало. Гул безумного карнавала затихал. Но жива – любовь.

Да, жива. И живее – нет ничего, никогда, на свете. Вот и чайки, в тоске о лете, раскричались. И свиток лет развернулся передо мной. Список длинный всего, что было въявь когда-то. Меня знобило. В берег бились волна за волной.

Кто-то вёл меня молча – сквозь боль. Очевидно, ангел-хранитель. Возвратился, приморский житель, я домой. Как морская соль, сквозь цветенье садов окрест, нависала сизая дымка над холмами, с далью в обнимку. Птичьи стаи срывались с мест, улетали куда-то. Шёл час вечерний, как гость случайный, по земле, но куда? За тайной? Шаг – широк был, и взгляд – тяжёл. Миновала меня беда? Что ж, похоже. Знать, есть защита от мучений. Окно – открыто. Высоко надо мной – звезда.