Вслед за тенью. Книга вторая (СИ)

Мне показалось, что девушка тестирует мою реакцию на свои действия. Зачем она это делала — было непонятно, но стоило ей теперь качнуть головой — и часть локонов перекочевала на грудь, усилив мой вау—эффект. Я снова засмотрелась на ее пряди и мне навязчиво показалось, что как-то я уже к ним прикасалась. К ним или, может, к похожим… Похожим по цвету и густоте, но не прямым и гладким, а кучерявым, как у барашка, и рассыпанным упругими, пружинящими «струйками» от макушки до хрупких, но детских плечиков. Вдруг так захотелось спросить, а не ее ли были те — «барашкины кудряшки»? Но я не решилась на это. Я просто продолжила разглядывать свою безмолвную собеседницу, так и стоявшую на расстоянии примерно метров двух от меня. Я разглядывала ее и боролась с крепнущим ощущением того, что мы с ней совсем не чужие друг другу люди. Что-то смутно узнаваемое проглядывало в ней. Это далекое, едва уловимое дежавю, осязаемое инстинктивно, считывалось и в ее уверенной манере держаться, и в малоподвижной мимике сосредоточенного лица, и в проницательности самого взгляда, и смутно знакомой привычке смотреть прямо в глаза, не моргая.

Но как я ни старалась, память отказывалась выдать конкретику. Осознавать это было более, чем странно, ведь я могу вспомнить всё, что со мной когда-то происходило, вспомнить в красках и мельчайших подробностях — стоит только сосредоточиться! Но вот сосредоточиться-то как раз сейчас и не получалось. Внимание мое скакало, как по кочкам и, видимо, от этого всё больше рассеивалось. Сначала оно «залипло» на «прозрачной стене», которую между нами установила гостья, едва вошла; затем перекочевало на видение со странным домом, потом поймало вау-эффект от ее волос, а теперь… Теперь оно сосредоточилось на ее толстовке цвета теплой горчицы. Оттенок этот вдруг напомнил мне о песке, который когда-то сыпался на голову.

Я вдруг увидела себя в узкой глубокой яме. Я застряла в ней, и вязну всё глубже и глубже. Одной рукой стараясь прикрыть глаза, вторую тяну вверх — к чьей-то ладони, которая пытается за нее ухватиться и выдернуть меня из ловушки. Я вижу эту ладонь прямо у себя над головой, но ухватиться за нее мне жутко мешает песок. Он постоянно сыплется сверху, постепенно погребая меня под собой.

Очередное видение рассеивается, но ощущение зыбкости остается. Чтобы не увязнуть окончательно, я постоянно пытаюсь освежить в памяти хоть что-то из того, что недавно пронеслось перед глазами: резные ступени смутно знакомого дома, выцветшие занавеси на его окнах, варежки на перилах, но на всем этом теперь будто лежит плотный слой песка и мешает разглядеть нюансы. Он видится мне повсюду, но всё еще сыплется сверху, укутывая все, что я отчаянно пытаюсь удержать в памяти под очередным слоем теплого горчичного цвета — цвета толстовки моей гостьи, за которую чуть раньше зацепился мой взгляд. Остро ощущаю себя втянутой в странную ментальную головоломку. Это явная манипуляция, и я физически ощущаю, как все глубже погружаюсь в нее.

Так бывает: не в силах что-либо изменить, ты просто стоишь как истукан и завороженно всматриваешься в песчаную вакханалию, творящуюся у тебя перед взором: внутренним или внешним — не суть важно… Ты пытаешься зацепиться за нечто существенное, что поможет тебе выбраться, но в состоянии разглядеть лишь нечеткие контуры того, что припрятано под зыбкой желтой массой. Вездесущие сухие крупинки жутко мешают развидеть суть. Они повсюду: мельтешат у тебя перед лицом зыбкой пеленой, назойливо лезут в глаза, забивают ноздри; ты ощущаешь их на подушечках пальцев, когда пытаешься смахнуть с лица эти мельчайшие крупинки. Но всё напрасно: на смену слетевшим сверху сыплется новая порция, будто чья-то невидимая рука сознательно распыляет на тебя всю эту желтую массу.

«Зачем? Чтобы что? — мысленно задаешься ты вопросом. И сама же себе и отвечаешь: — Чтобы отвлечь внимание! Чтобы не дать сосредоточиться на том, за что недавно зацепилась память. Но что в том плохого, если я вспомню?»

Найти ответ на последний вопрос ты не успеваешь. Потому что под очередным горчичным барханом замечаешь нечто странное. Это нечто — живое, оно шевелится. И ты начинаешь завороженно наблюдать, как сквозь назойливые песчинки проступает сначала мохнатая лапка, потом — кусочек тельца, потом — ещё один кусочек… Затем из желтой массы выныривает чернющая мохнатая головка с малюсенькими красными глазками—бусинками.

«Что это? Или кто? Чертёнок какой-то, — в ужасе недоумеваешь ты, вглядываясь в видение карабкающегося на поверхность и постоянно увязающего в песке „чудища“. И мысленно приказываешь себе: Стоп, Катя! Прекрати на это смотреть!»